Нежданно-негаданно

— Здесь дело обычное «простое», ну рядовое, то есть производство. А там хоть маленькое, пусть по-твоему, но творчество, сложнее.

— Хм-м! А здесь без творчества тоже нечего делать, зашьешься, завалишь все.

— Тут есть проект. Все уже готово, только осуществляй. Ну, и, естественно, проявляй инициативу, организаторские способности, настойчивость, может, нахрапистость, порой риск, как делаешь ты, — и двигай, — уже разошелся Михаил, думая про себя: на тебе сдачи спо-олна. Принимай! Раз загрызся, напросился.

— Как ты мало, Михаил, знаешь, отстаешь от жизни там в стенах, — сокрушенно проговорил Иван. — Да если здесь не думать, не творить, а делать все по проекту — так и станцию-то не осилить. Вот начинали строить мехмастерские, другие здания, — надо было рыть траншеи под фундамент. Весна, тепло, пташки поют, сняли верхний слой дерна, а дальше бульдозер запнулся, лижет поверхность, а взять не может — лед, мерзлота. Ну, думаю, каюк. Остановка. А техника под дождем. Сменилась погодка. Всю ночь глаз не сомкнул, думал, и пришло в голову: что если на сваях ставить здания? Посчитали все, доказал! Пошли вбивать сваи. Теперь мехмастерские стоят и другие здания. Простоят не хуже. В три раза отпущенное расчетное время на строительство тогда сократили. А сколько скандалу было. Доказал! Да я тебе примеров, где отклонялись от проекта, вносили изменения, что увеличивало темп стройки и улучшало качество, — много могу привести. Но не в примерах дело, а в сути, во взглядах.

— Значит, ты умней оказался тех, кто делал проект, — как будто снисходительно проговорил Михаил.

— Да при чем тут я один? На ходу вносили изменения начальники участков, мастера: возникали работы, которые и проектом-то не предусмотрены.

— Плохой проект. Бездарные люди его делали, — подытожил уверенно Михаил.

— Всего не предусмотришь, жизнь — она всегда богаче. Тебе, к примеру, на монтаже электрооборудования придет светлая мысль, при осуществлении которой работы пойдут быстрее, — не внедришь ты мысль эту?

— Если сумею, да.

— Вот я тебя и припер. Выходит, зря ты задирался, Михаил. Сам себе и противоречишь.

— Я держу свою линию. Выходит, и я тогда буду умнее тех, кто делал проект.

— Ну, слава богу, если бы так почаще случалось. Я бы был рад. Пошли твою квартиру смотреть. Раскачиваться долго я тебе не дам. Впрягайся, раз приехал.

Братья усмехнулись, дружелюбно посмотрели друг на друга и зашагали к машине.

…Дела при монтаже электрооборудования шли лучше некуда: Михаил отлично знал технику, умел ладить с людьми, а хватка, она, спиринская, свое брала.

И вот теперь то, что подкосило силы Ивана, как воочию встало перед ним: заканчивали электромонтаж, намного опережая график, Иван уже представил себе, как скоро будет конец, энергоблок даст ток — и начнется…

И этот злосчастный звонок Урусова: «Сгорел при подключении трансформатор…» Трансформатор! Эта многотонная громадина! И это перед самым пуском? «Ложка дегтя в бочку с медом». Спирину показалось, что рука его онемела, и он не слушал, что дальше говорил Урусов.

Где-то недоглядели? Как мог допустить Михаил? Как он мог? Завал на том участке, за который Иван был уверен больше всего. Там почти он сам. «Как же это, а? — простонал Иван. — Недосмотрели!» А потом какая-то ярость нашла, ругал Михаила: растяпа, ротозей, липовый кандидат. Отстраню. Пусть едет и занимается этим «переливанием из пустого в порожнее». Он уже в запале хотел крикнуть Урусову: убери прочь Спирина, убери! Включайся, выкручивайся, сейчас буду, но мысли его прервал какой-то скрипучий голос Урусова: «Сообщили, погиб Михаил Сидорович».

— Какой? — брякнул Иван, как будто он не знал, что Михаил Спирин на стройке один. Он тут же пришел в себя, проронил: «Что ты мелешь, Урусов?»

Но трубка уже молчала, слышался какой-то шум. Сначала Иван не мог ничего сообразить, как кто ударил его, оглушил, постепенно приходил в себя. И первое, что он подумал: нет ему никакого прощения. Уже ведь подходил конец. Дать бы людям роздых, видел, что еле на ногах держались. А у Михаила черные ободья под глазами маячили. Тут нужна была передышка, перед финишем. Это бы не сказалось на финал. И все было бы как надо. Как же он оплошал?! Как?! А Михайло, он в азарте, в увлеченье такой же Иван, его только введи в этот азарт. Вот ввел. Мо-оло-одец! — и Спирин почувствовал, что он скисает, слеза, вот она, тут как тут. А еще почему-то встало, сколько он помнит с детства, это азартное, смелое лицо Мишки. И тот первый школьный силач и драчун Вовка Коровин, которого все боялись. Он бы вдрызг избил тогда и Ивана, но Иван успел вцепиться Вовке в руку, и Вовка мотал его, как мешок, а шестиклассник Мишка Спирин, считавшийся самым тихим, налетел коршуном и совал кулачишком в мясистое лицо Вовки. Он разбил ему тогда нос, губы, и после этого Спирины в школе были в почете и уважении среди ребятни. И вот теперь почему-то вспомнилось это, и Иван встал. Он действительно размякал, скисал. «Нет! Не-ет, это успеется».

— В турбомоторный, — бросил он шоферу.