Нежданно-негаданно

— Почти день работал, а свеженький, как из бани. Вот кого здоровьем-то бог не обидел. Недаром девки-то в поселке наперебой льнут к тебе, Сашенька. Красивый, здоровый, им, шалавам, только этого и надо.

— Ну зачем так, тетя Лиза. Есть хорошие девушки.

— Да видела я, как они, хорошие-то, виснут на тебе, прямо у клуба, не смущаются. Ну, да плевать на них… Ешь да иди отдыхай! Кирьянов утром залежаться не даст.

— Что же, мы сюда не спать приехали.

— Так-то оно так. Да не знаешь ты Кирьянова.

Александр догадывался, почему так отзывается о Степане Елизавета: одним из замененных вальщиков оказался ее муж. «Да-а, в средненькой бригаде не шибко, видно, глянется. Получку наполовину меньше приносит. Понятное дело — не очень приятно. Вот и несет Елизавета на Кирьянова».

III

Прохлада и безгнусье кончились. Жара навалилась на поселочек. Печет невыносимо, и не выпало ни одного дождичка. А в деляне особенно жарко. Заросшие угрюмые кедрачи отгораживают дуновение ветерка. Духота.

От Мельникова и Кирьянова идет пар. Один с одного бока деляны, второй — с другого валят лес. Любо поглядеть, кажется, они оба не знают устали. Кирьянов ликует: вчера нароком ходил к красноперовцам посмотреть, сколько те сделали, и остался доволен: его бригада опережает.

А вот Александру работается сегодня не так легко, как обычно, что-то тревожит порой поясница справа: нет-нет да кольнет, и в ногу отдает больно. Он уже откладывал в сторону пилу, разминался, но покалывание не проходило. «Неужели переборщил? Не должно». Но тревога запала в душу, настораживала и раздражала: совсем не вовремя пристрело. Назавтра перед работой он разогрел все тело, боли не ощущалось, слава богу. Его бодрило, что трудится в полную силу и ладно все у него получается. Сегодня, пожалуй, он опередит Кирьянова. Но после обеда так схватило, что больно было расклониться. Работал какое-то время внаклон, не сдавался и не мог смириться: неуж помешает эта пустяковина. Но только выпрямился от усталости — так и пересекло, сел прямо на землю. Прихрамывая на правую ногу, которую как током дергало в бедре, и держась за спину руками, добрел до балка.

Болезнь Мельникова вызвала ярость у Кирьянова на судьбу: он ругал невезение, ломал голову, как сейчас станет удерживать первенство. «Все полетит кувырком. Такого вальщика не найду». Уж кто-кто, а Кирьянов знает: «Боль в пояснице у лесоруба?! Недели три-четыре по бюллетеню, а там малейшее пересиливание, переохлаждение — и опять, вот он, радикулит! Нет, не работник уж теперь Мельников у меня в бригаде. Или в среднюю иди, где не вкалывают так, или другую работу подсматривай».

— Не повезло! — только и сказал Кирьянов Мельникову. Директор дал другого вальщика, Дутова.

«Хоть и не то, что Мельников, но валит толково, — думал Степан. — Молодец, Никита Ильич, не подвел, не дал упасть в грязь лицом. Да что говорить: не стань нашей бригады — и директора слава под гору покатится». Степан снова воспрянул духом и работал еще ожесточеннее.

Через три недели Мельников, явившись в контору, узнал, что его перевели.

— Зачем тебе, Александр, здоровье гробить? Поработай у середнячков, укрепись, ведь сам знаешь, Кирьянов на рекорд идет. Не выдержишь, — по-отечески ворковал ему Никита Ильич. В это время зашел Иван. Один из его вальщиков отправлялся к больной матери в Забайкалье, и Красноперову нужна была замена.

— О, Александр, поправился! Здорово!

Он только хотел сказать: айда ко мне, зная, что Кирьянов уже взял Дутова, но директор перебил его:

— Ты, Мельников, выйди на минуточку, нам тут потолковать надо.

Александр вышел.

— Мы тебе найдем вальщика, Иван. Сегодня же. Я вижу, ты на Александра нацелился. Не потянет. Что, думаешь, Кирьянов дурак? Полжизни в лесу проработал. Знает. Не взял же он его обратно. А я тебя в худшее положение не собираюсь ставить. Ты подумал, что значит — две бригады перекроют рекорды страны? Да мы на всю державу прогремим!

Красноперов побледнел, сказал как бы между прочим:

— То, что произошло у Александра, может у каждого случиться…

— Ну зачем в крайности, — поморщился Никита Ильич. — Лес нужен, Иван. Лес.

— Я беру Александра. Он, насколько я знаю, тракторист. Сначала потрелюет, а я валить стану. Потом поменяемся. У нас в бригаде уже давно так делается. Это оберегает людей от переутомления и надрыва, силы дольше сохраняются. В общем, беру.

— Смотри, Иван, проиграешь, не советую.

— Каждый по-своему живет, Никита Ильич.

— Гляди. Тебе работать…

Красноперов открыл дверь.

— Александр.

Когда тот вошел, спросил:

— Пойдешь ко мне вальщиком?

— Почему не пойти, если доверяешь, — ответил как-то тихо, приглушенно Мельников.

Летели на вертолете вдвоем. Александра душила обида: так оттолкнуться от него. Он не хотел признаваться себе в этом, старался отогнать эти мыслишки, но все-таки тогда в директорском кабинете худо ему сделалось. Как-то у него все сложится? Об этом надо подумать, а прошлое ко всем чертям, ни к чему, ему и так все ясно.