Нежеланная. Книга первая. Проклятый атаман

Мельца притаилась под выступающей крышей кашеварни, залюбовавшись мокрым садиком. Сильные струи гнули бутоны шиповника к земле, а упорное растение пыталось приподнять закрытые головки, словно приветствуя наступающий рассвет. Летом часто случались такие дожди. Они начинались с вечеру, шли всю ночь, а к утру затихали. Когда уже казалось, что тучи совсем иссякли и солнышко готово выглянуть, небо опять укутывалось в серое покрывало и выливало на землю холодную воду. Длился такой ливень седмицу,[40] не меньше. А то и две.

Дождь Мельца любила. Ей нравилась зябкая прохлада, которую он с собой нёс, запах прелой сырости и поздний рассвет. В дожде было что-то чудесное. В том, как непрерывно падают с неба хрустальные струи, как пузырится вода в лужах, или как брызгает в стороны водяная пыль.

Крыша плохо спасала от ледяного потока. Мельца ужасно вымокла, и было жутко холодно. Но уходить не собиралась. Она намеревалась простоять здесь до тех пор, пока гости не покинут отцовский дом. Крыша кашеварни была её укрытием. Здесь можно спрятаться от того, кто громко храпел на кухне. Мерзкий боров! Желание воспользоваться Немым Убийцей и перерезать ублюдку горло прямо во сне обуревало Мельцу до сих пор. Повинуясь странному порыву, она подняла платье, обнажая ноги, и сжала рукоять кинжала, выглядывавшую из чулка.

– А я весь вечер гадал, от чего ты руку к ноге прижимаешь? Болит, что ли?..

Тихий насмешливый голос змеиным шипением перекрыл шум дождя. Мельца вздрогнула и уронила подол. В неясном сумраке рядом с ней стоял атаман. Как он вновь так тихо подкрался?! Она ни единого звука не слыхала. Мельца обхватила плечи руками и вжалась в холодную стену кашеварни.

– Я… Думала… – Она неуверенно сглотнула, гадая, в какую сторону бежать от него. – Почему ты не спишь? – До чего же испуганно звучал её голос.

Атаман устало улыбнулся. Дождь его по щекам хлестал, нападал. Будто пытался одолеть смельчака, бросившего вызов стихии. Волосы атамана ещё чернее казались, ресницы как стрелы сделались. Мокрая борода облепила подбородок, превращая ворожейника в суровую каменную статую. Расстёгнутый кафтан льнул к телу, обхватывая широкие сильные плечи. И пусть атаман не таким огромным, как остальные кмети, был, но всё в нём дышало мощью и неукротимой силой. Мельца задрожала от холода и страха. Ужас перед ним вновь стал таким всепоглощающим, что перехватывало дыхание. Атамановы глаза превратились в две узких щёлочки – наверное, понял, как она его боится. Бесшумно он перебрался под крышу и встал рядом с Мельцей. Налетел буйный ветер и швырнул в неё уже знакомый запах. Кедровая живица, целебная, раны заживляющая. Цветки и корни шалфея, высушенные, пахучие. И только что вышедший из-под рук мастера кожаный книжный переплёт. Усиленные дождём ароматы смешивались, подлетали к Мельце и кружили голову. Она уж и позабыла, что спрашивала, когда атаман вымолвил:

– Рассвет скоро. Мне ехать пора.

Ужас перед ним внезапно сменился страхом перед его отъездом. Может, он тоже над ней ворожит? Околдовывает своим голосом и запахом.

– Зачем? – Её голос был тих и едва слышен за шумом дождя. Но от атамана ничего не могло укрыться.

– Выяснить кое-что надо. Гирдир подле тебя всё время будет. В обиду не даст. А вернусь – поговорим.

Он не смотрел на неё. Прижавшись спиной к двери кашеварни, задрал голову и пристально вглядывался в неохотно светлеющее небо. Что он там пытался рассмотреть?

– О чём же говорить будем?

– О свадьбе твоей.

Мельца резко повернулась к атаману. Он тоже на неё взглянул. Ветер ласково погладил его влажные волосы и дохнул на Мельцу ароматом шалфея.

– Тебе-то до моей свадьбы какое дело? Али радеешь за жениха обманутого? – Она так не хотела себя жалеть! Но слова помимо воли срывались с губ: – Так напрасно. Он даже развратницу взять готов.

– Я выясню, кто это был.

– И что с того, атаман? – Злость начала бурлить, как зелье в ведьмином котле. Пузыриться, кипеть и выплёскиваться наружу. – Никто не поверит, что он сам… Что я к нему не ходила! – Она тряхнула головой, и брызги с волос полетели на атамана.

Крошечные капельки упали на его губы. Медленно, словно пробует что-то неведомое, он слизнул их и тихо ответил:

– Мне до других дела нет. Не для них я это делаю.

– А для кого же? Зачем в это дело лезешь? Ведьму поймал и уезжай отсюда. Всё равно они меня виноватой считать будут. – Ей было ужасно обидно признавать собственное бессилие. Но ничего тут изменить не дано. Всё останется так, как прежде.

– Затем в это дело лезу, панна, что награду хочу от тебя получить.

Позабытый было страх с новой силой забился в теле. Он клокотал в горле, стучал в висках и болезненным звоном отдавался в ушах.

– Какую ещё награду?