Нежеланная невеста, или Зимняя сказка в академии магии

— Не менее странный, чем ты — вслед им ответил Даррел. Девушка обернулась и показала ему язык. Принц постучал себя пальцем по лбу, явно давая понять ей, что думает о ее мыслительных способностях. Ничего хорошего. Он хотел выглядеть суровым, хотя на самом деле ее детская дурашливость забавляла его.

Прикрыв глаза, Даррел повторил про себя слова, активирующим Пряталку, которые помнил до сих пор. В детстве Пряталка казалась ему чем-то невероятным, самым большим сокровищем мира, но сейчас он отлично понимал, что это был искусный артефакт, скорее всего, темный, который мог перемещать в искусственный пространственный карман, и активировался с помощью определенных слов на старомагическом. Откуда Пряталка была у Эштана, Даррерл помнил весьма смутно — кажется, тот что-то врал про вторую мать, но принц не верил подобной чепухе. Скорее, верил в то, что с такой матерью, как его тетка Реджина, ребенку не мудрено начать придумывать несуществующих родственников и друзей.

Даррелу не слишком хотелось возвращаться в пространственный карман, где он однажды побывал вместе с братцем, однако он все же сделала это. Сказал те слова, что врезались в память:

— Aseir laan montever.

И почти тут же его подхватил вихрь, чтобы через мгновение опустить на ноги в смутно знакомой темной комнате с большим окном, выходящим на ночное море. Эштан лежал на кровати, беспокойно спал, и его волосы разметались по подушке. Сейчас кузен не был похож на того бравого парня, который вечно раздражал Даррела, и которому хотелось вмазать только за один факт его существования. Во сне Эштан казался уязвимым — на лбу его собрались капли пота, дыхание было тяжелым, и изредка он шептал что-то неразборчивое. Что, Даррел так и не понял. И разбудить его тоже не смог — видимо, еще одно из последствий чаорского вина. Все же неплохо ангел придумал. Надо взять на вооружение.

Стоя у кровати, принц огляделся. Комната со времен их детства почти не изменилась, даже несуществующее море за окном шумит точно также. Однако на столике в углу Даррел заметил того, чего раньше тут точно не было. Фотокарточку Белль. Она стояла на фоне украшенной ели в одном из залов академии, улыбалась, заводя за ухо прядь длинные светлых волосы, и говорила что-то. Для фотокарточки Белль не позировала — смотрела в сторону, из чего принц сделал вывод, что девушка даже не замечала того, что ее снимают. Даррел сам не понял, что залюбовался ею. Белль была красивая и какая-то звенящая, весенняя, радостная, а улыбка у нее была светлой, даже и не скажешь, что сама она — темная. Однако почти тотчас его голову сжал обруч ревности. Ему не нравилось, что Эштан общается с Белль еще до того, как он узнал, что она — его невеста. Они раздражали его, когда он видел их вместе. До такой степени раздражали, что кровь начинала пульсировать в висках, а в груди становилось невыносимо жарко от злости.

Это его невеста. Братец должен оставить ее в покое. И ему незачем хранить у себя ее фотокарточки.

Даррел хотел было направиться к столику, схватить фотокарточку и разорвать на куски, однако Эштан неожиданно схватил его за руку. Даррел вздрогнул — он был готов ко всему угодно, даже к нападению. Однако вместо того, чтобы напасть, брат крепко держал его за руку, сидя на кровати. Глаза его были белыми — зрачки пропали, а дыхание стало неровным.

— Ты чего? — удивленно спросил Даррел.

— Помоги мне, брат, — сказал Эштан измученным голосом, глядя на него белыми глазами. — Помоги мне. Я больше не могу.

И откинулся на подушку. Его хватка ослабла, и рука опустилась на кровать. Ему снова стало сниться что-то дурное — от чего голова металась во все стороны, и с губ слетали приглушенные стоны.

— Эй! Что с тобой? — Даррел потряс брата, но тот и не думал просыпаться. Его ярость пропала, и осталось только недоумение. Почему этот идиот так странно ведет себя? Нет, понятно, что он под воздействием вина, но почему такое ощущение, будто бы с ним что-то случилось?

Даррел нахмурился, думая, как поступить. А потом все же опустился на кровать рядом с братом и положил ладонь ему на грудь. От его ладони стал исходить голубоватый свет — прохладный и успокаивающий. Свет проникал в тело Эштана, мягко окутывал его, и чем больше было этого света, тем спокойнее он становился. В какой-то момент его дыхание выровнялось, а на лице появилось безмятежность, присущая спящему человеку. Спящему и видящему добрые сны, а не терзающие кошмары.

Убедившись, что Эштан в порядке, Даррел встал и все-таки подошел к столику с фотокарточкой — хотел забрать, однако заметил, что на полу валялось еще несколько, и на них была изображена вовсе не Белль.