Нежеланные часы

Моя ладонь открывается, и я надеваю новый блестящий браслет на костяшки пальцев, кладя амулет на запястье; Я восхищаюсь этим наряду с другими. Они цепляются, лязгают и сияют в тусклом свете, струящимся над нами.

Затем, прежде чем я успеваю подумать о том, что делаю, мое тело наклоняется к его большому телу, толкаемое бешено колотящимся в груди сердцем, пока мои губы не касаются щетинистой стороны его щеки.

— Спасибо, — еле слышно шепчу я ему в ухо, задерживая там рот. Касаюсь мочки его уха. Кончик моего носа втягивает его запах, ударившись о его висок.

Зик застывает от удивления, или от вторжения в его личное пространство, но не отстраняется, когда мои губы прижимаются к его подбородку для еще одного короткого, спонтанного поцелуя.

Я просто ничего не могу с собой поделать. Я просто не могу отстраниться.

Он опускает руки с рулевой колонки своего грузовика, позволяя им тяжело упасть на колени. Проводит кончиками пальцев вверх и вниз по черному тканевому шву его классических брюк, вверх и вниз по бедрам.

Зик поворачивает голову на какую-то долю дюйма, ровно настолько, чтобы наши лица оказались в нескольких дюймах друг от друга.

Его обычно суровый взгляд блуждает по моему лицу, задерживаясь на моих накрашенных губах, серые глаза смягчаются, в уголках образуются морщинки.

— Не за что, я думаю, — грохочет его бездонный голос.

Я не знаю, кто двигается первым, и клянусь, это не входило в мои намерения. Я не хотела, но внезапно мы ...

— Вайолет. — Он со вздохом произносит мое имя, и мои веки закрываются, наши губы соприкасаются. Коротко, нерешительно. Едва уловимый шепот соприкосновения шипит в промежутке между мягкой кожей его нижней губы и моей. Долгая, напряженная дрожь, которая задерживается глубоко внутри моего позвоночника, заставляя нас обоих слиться воедино.

Зик Дэниелс дрожит.

Это возбуждает.

Целомудренный поцелуй. Тот, который издаёт сладкий ... звук поцелуя.

Один, другой. И снова.

Но потом…

Наши рты открываются, и это не так целомудренно. Не так сладко. Его язык, мой язык. Нежно. Жадно. И, о боже, его руки в моих волосах, нежно лаская и дергая за шелковистые пряди, лежащие искусным светлым каскадом на моих плечах. Потирая их между кончиками пальцев.

Он изгибает свой сильный торс в талии так, что его гигантские ладони обхватывают мое лицо, нежные большие пальцы, смахивающие слезы радости с моей пылающей горячей щеки, продолжая поцелуем вытягивать прямо из меня любое чувство, которое я могла бы оставить себе. Так сладко еще не вырывалась ни одна слеза.

— Браслет — это ерунда, — шепчет он.

Мои глаза трепещут, когда я открываю их; его глаза закрыты, длинные ресницы плотно прижаты к его коже, и я понимаю, что он говорит не со мной; он бормочет это себе под нос.

— Вайолет, — выдыхает он.

Он выдыхает мое имя.

Зик… выдыхает мое имя.

Мне так хочется расцеловать его красивое, задумчивое лицо. Поцеловать его хмурые морщинки. Прижаться гладкой щекой к его грубой щетине. Я так сильно хочу, чтобы он убрал свои руки от моего лица и положил одну между моих ног, просунул её между бедер к ноющему влажному месту, которое заставляет меня хотеть стонать.

Но он этого не делает.

Его руки остаются над моём лице. Наши губы все еще слиты воедино, руки Зика двигаются от моих волос к подбородку.

Серые радужки опускаются, чтобы встретиться с ореховым, лбы прижаты друг к другу, подушечки больших пальцев медленно поглаживают уголок моего рта.

Нет, не гладят. Запоминают мой рот.

Мои губы.

Чары рассеиваются, когда в моем доме зажигается свет.

Ванная комната.

Это значит, что, по крайней мере, одна из двух моих соседок не спит.

Конечно, он первый отстраняется. Отодвигается. Широкие плечи с тяжелым стуком ударяются о сиденье водителя. Массивные ладони, которые только что были на моем теле, бегают вверх и вниз по его лицу, и он дергает свои черные как вороново крыло волосы, пока они не растрепываются.

Смотрит в лобовое стекло.

А потом:

— Браслет не имеет большого значения, Вайолет.

Почему он продолжает это говорить? Почему он не смотрит на меня? Не прошло и трех минут, как он шептал мое имя…

Я так запуталась.

— Н-не имеет? — Мой голос такой тихий, такой тихий и разочарованный. Я тереблю новый браслет на бледном запястье.

— Нет.

Нет. Нет. Он всегда говорит «Нет», да?

Я опускаюсь на свое место, хватаясь за забытую шкатулку для драгоценностей, упавшую на пол. Кручу пальцами, чтобы достать ее из под коврика, собирая при этом сумочку.

—Я-я думаю, мне лучше зайти внутрь.

Во дворе темно. Без уличных фонарей, этот район выглядит подозрительно. В моем доме темно, если не считать единственной горящей лампочки на восточной стороне крошечного ветхого домика.

Очевидно, он не собирается провожать меня до двери. Наша ночь закончилась и больше не повторится. Я уверена в этом так же, как в собственном имени.

Мое лицо пылает от унижения, хотя я знаю, что мне нечего стыдиться.

Дыши глубже, Ви. Дыши. Глубже.

— Спасибо за прекрасный вечер и за браслет.

Он кивает в темноте.

Чувствуя легкое уныние, я откашливаюсь.