Нежеланные часы

Я знаю, что это не причина, чтобы ложиться с кем-то в постель, но я упала в постель моего бывшего парня по меньшим причинам: одиночество. Из любопытства. Ради секса. Желая покончить со всей этой девственностью.

Возможно, я еще не совсем влюблена в Зика, но волнение есть, и этого достаточно.

Я не прошу об обязательствах, во всяком случае, пока.

Когда я смотрю на Зика, заполняющего дверной проем его странного студенческого дома, он огромен и занимает все пространство, все мои инстинкты говорят мне доверять себе в этом решении.

Довериться хоть раз своему сердцу, а не голове.

Поверить, что он принимает мои интересы близко к сердцу, даже если его слова не слишком красноречивы. Отнюдь нет.

Он слишком много ругается.

Он не милый.

Он не сладкий.

Он не добрый.

Или щедрый на слова. Или привязанность.

Но на него можно положиться. Он надежный. И он был со мной сегодня вечером. Я знаю, что он присматривал за мной, иначе он бы не увидел, как тот парень загнал меня в темный угол бара.

И, слава Богу, за это.

Не знаю, что бы я сделала.

Может быть, кричал о кровавом убийстве? Кто-нибудь услышал бы меня из-за шума? Музыки? Толпы?

Уинни говорит, что Зик — это «проект», который, вероятно, займет больше работы, чем он стоит, без гарантии на результат. Дело в том, что я не могу обмануть свое сердце, думая, что он того не стоит, даже когда моя голова говорит мне, что это не так.

Я знаю, что Зик засранец.

Я знаю, что он грубый и неотёсанный.

Зик может быть и груб, но, по крайней мере, он честен, и следующее, что я помню, он берет меня за руку и идёт в глубь дома.

Я позволяю ему вести меня.

Я плыву по коридору в его спальню, мне легко, миллион забот спадает с моих плеч: неуверенность в себе; застенчивость; страх, что я ему не понравлюсь; отчаяние быть любимой, которое укоренилось в день смерти моих родителей и еще настигло меня, когда мои тетя и дядя переехали.

Страх, что я не сексуальна, потому что заикаюсь.

Зик Дэниелс не просто хочет секса – он хочет чего-то большего, я чувствую это сердцем. Он ищет что-то, то же, что и я.

Что-то постоянное.

Постоянное и стабильное, и никто не убедит меня в обратном.

— Вайолет, я не... я не хочу, чтобы ты думала, будто я имею хоть малейшее представление о том, что делаю. Потому что я не знаю. Я понятия не имею, какого черта я остановил машину посреди этой чертовой дороги, я просто... — он отпускает мою руку, закрывая дверь в свою спальню.

Проводит пальцами по черным волосам.

— Знаешь, что я пытаюсь тебе сказать?

— Нет. — Я качаю головой. — Понятия не имею, что ты пытаешься мне сказать.

Зик отходит в дальний конец комнаты и расхаживает взад-вперед. Вперед. Назад. Вперед.

— Я знаю, что все испорчу к черту.

— Что ты собираешься испортить к черту?

Он смеется громким, рокочущим смехом.

— Мне становится не по себе, когда ты произносишь ругательства. Это звучит так странно.

Он останавливается и встает передо мной. Протягивает руку и берет мое лицо в ладони. Гладит большими пальцами мои скулы.

— Боже, ты чертовски очаровательна.

Мои ресницы трепещут.

— Спасибо.

— Ты прекрасна, Вайолет. Я думаю, что ты красивая. — Его голова опущена, наши губы в дюйме друг от друга. — Ты слишком мила для меня, ты ведь знаешь это? Я такой засранец.

— Я понимаю. — Мой шепот больше похож на вздох.

Его пристальный взгляд изучает меня несколько мгновений, теплые руки все еще ласкают мое лицо.

— Что мы делаем?

Я не могу ответить, он слишком мил. Так неожиданно нежен.

— Ты меня уважаешь? — Тихо спрашиваю я.

Он кивает, наши лбы соприкасаются.

— Больше, чем кто-либо другого.

Я ему верю.

— Мы друзья? — Спрашиваю я, поднимая руки, чтобы схватить его за запястья.

— Да. Ты одна из моих лучших друзей.

В это я тоже верю.

— Я?

— Да, — шепчет он, серьезным голосом. — Даже если я этого не заслуживаю, ты одна из лучших, Вайолет ДеЛюка, и я понятия не имею, что ты делаешь здесь, в этой комнате со мной.

Я сглатываю комок в горле, в носу покалывает от его слов. Его слова.

Его слова, какими бы простыми они ни были, прекрасны.

Из уголка моих глаз вырывается слеза, но он ловит ее большим пальцем.

— Не плачь, Пикс.

— Я-я ничего не могу поделать, ты такой милый. Это так странно.

— Ты же знаешь, что я не сказал бы тебе ничего из этого, если бы это не было правдой. — Его голос тоже срывается от эмоций, его губы касаются моих в шокирующем порыве жара. Его дыхание горячее. На вкус он как пиво и мятная жвачка. – Вайолет.

Руки Зика не отрываются от моего лица, пока я не отпускаю его запястья и не касаюсь его твердой груди. Его твердых грудных мышц. Провожу ладонями по рубашке, позволяя подушечкам пальцев запомнить линии.

Его тело такое сильное. Такое невероятно твердое, в превосходной физической форме.

Я расстегиваю верхнюю пуговицу его рубашки. Потом еще и еще, пока его губы не растягиваются в улыбке, а брови не ползут вверх.

— Ты меня раздеваешь?

— Да, я так думаю. Пожалуйста, перестань говорить, я не хочу потерять мужество.

— Да, мэм, – хихикает он.

Приближается для очередного поцелуя.

Язык.

Мои руки.

Его тело.

Я просто хочу потрогать его.

Видеть его.

Всего его.