Нежеланные часы

Она в моей постели, подо мной.

Вкус ее смазки, свежей на моих губах? Очень вкусный.

Светлые волосы разметались по моим подушкам, она бледная во всех частях тела, исключая пятна, где она краснеет: алые, розовые и десять разных оттенков персика.

Ее фарфоровая плоть резко контрастирует с моими черными простынями; она похожа на ангела, лежащего здесь.

Прекрасного ангела, в которого я хочу засунуть свой член и трахать.

Я поднимаюсь на колени. Наклоняю голову, чтобы пососать одну из ее сисек, и получаю такой гортанный стон, что замираю. Её губы припухли, глаза остекленели от оргазма, я щелкаю языком по ее соску и дую, прохладный воздух заставляет его сморщиться, стать твердым, как мой набухший член.

Она наблюдает, как я поглаживаю его, широко раскрыв глаза. Я тянусь за презервативом к прикроватной тумбочке.

Я ненавижу эти вещи.

Тем не менее я вскрываю фольгу, перекидываю обертку через плечо и раскручиваю этого ублюдка, прикусывая зубами нижнюю губу.

Ее карие глаза остекленели, она кивает, выгибает спину и трется своей маленькой грудью о мою.

— Как только мы сделаем это, пути назад не будет. — Хочу добавить, что ты собираешься спать именно со мной. Не с каким-то чувствительным чуваком, который будет щедро одаривать тебя любовью после. Я точно не обнимаюсь.

— Замолчи, — требует она. — Прекрати болтать и трахни меня уже.

Вау. Чёрт возьми.

— Ты любишь грязные разговорчики, Вайолет?

— Не знаю, — краснеет она. — Скажи что-нибудь непристойное.

Я смущаюсь и смотрю на нее сверху вниз. Ее огромные карие глаза смотрят на меня, такие нежные и красивые, когда мой член трется о ее щель, и этот ореол невинности, окружающий ее, заставляет меня остановиться.

Слова застревают у меня в горле, но не выходят.

Скажи что-нибудь непристойное, скажи что-нибудь непристойное, скажи что-нибудь непристойное.…

Черт, да что со мной? Почему мои губы не шевелятся?

— Зик?

Ее бедра извиваются подо мной, вызывая трение о мой напряженный член.

Я дам ей это, то грязное, хорошо, только не…

Сейчас.

Сейчас нет.

Это первая девушка, к которой я испытываю хоть какие-то чувства, если не считать гнева, который я испытываю по отношению к матери, и я не хочу испортить их, изрыгая всякую гадость.

То, что мы собираемся сделать, кажется правильным и неправильным одновременно, и все же мы здесь, собираемся пересечь черту. Я поклялся, что никогда не перейду её, не давая надежду на то, что я не знаю, как дать.

Вайолет доверчиво смотрит на меня. Возбужденная. Удовлетворенная.

Сексуальная.

Готовая.

Я нависаю над ней, упираясь локтями в подушки. Скольжу вперед. Я собираюсь толкнуть свой член вперед и трахнуть ее, как чемпион НАСС (Национальная ассоциация студенческого спорта), коим я являюсь.

Кожа к коже. Член против клитора.

Я наклоняюсь, делаю несколько коротких поглаживаний и провожу рукой по ее бедру. Между ее ног.

Она мокрая, мягкие завитки между ее ног делают меня ещё тверже, чем раньше. Господи, эти гребаные кудри. Я не трахал никого с волосами на киске годами. Это суровое напоминание о том, насколько она неопытна.

Я раздвинул ее большим пальцем, потираясь покрытым латексом членом вверх и вниз по щели ее киски, осторожно продвигаясь вперед. Я очень медленно проскальзываю внутрь, постепенно проникая глубже, нарастающий стон поднимается в моей груди.

Тест на самоконтроль.

Этот как гореть на медленном огне, и это убивает меня; я хочу врезаться в нее так чертовски сильно, что это физически больно.

Она такая тугая.

— Ты не сломаешь меня, Зик. Просто сделай это уже.

Я качаю головой, на лбу бисеринки пота.

Нет.

Нет, я не собираюсь это делать.

Решив не торопиться, я делаю вдох, считая в уме, как мы делаем в борьбе. Считаю, как я делаю, когда поднимаю вес. Считаю, как я, когда…

— Не двигайся, пожалуйста, — требую я в ее пухлые розовые губы. — Пожалуйста. Господи, детка, не двигайся.

Если она шевельнется, клянусь Богом, я потеряю самообладание и взорвусь еще до того, как окажусь внутри.

Мои бедра двигаются вперед, инстинктивно желая толкнуться. И толкнуться, и толкнуться и выбить из нее дерьмо. Я хочу вдолбить её в изголовье кровати, и боже, это пытка.

— Ммм, — мурлычет Вайолет, не обращая внимания на мой внутренний диалог.

— Ты наслаждаешься этим только потому, что я еще не вспахал тебя, — задыхаюсь я.

— Повтори, — стонет она.

— Ты хочешь, чтобы я вспахал тебя, детка?

— О, ты так хорошо чувствуешься... — Боже, она стонет так громко, а это только кончик.

Ее руки блуждают по моей спине, скользя и скользя по моим напряженным мышцам. Через дельтовидные мышцы и вниз по позвоночнику к заднице.

Ей нужно остановиться.

— Ты кончишь так чертовски сильно, когда я буду внутри тебя, обещаю. — Я дышу ей в ухо. — Но притормози, Вайолет.

Я чертовски боюсь причинить ей боль.

— Не могу! Это ощущается…