— Знаю, знаю, — бормочу я в ее волосы, в ее великолепные белоснежные волосы.
Мои руки трясутся, балансируя по обе стороны от ее головы; не желая раздавить ее своим весом, мой член вдавливается в ее скользкий жар. Один дюйм. Затем еще один, вдавливая мой таз в нее. Не толкается, не вколачивается — просто дразнит. Это трение? Чертовски воспламеняемое.
Вайолет задыхается так громко, что я чувствую это в своем члене и до кончиков пальцев ног.
Застонав, я скольжу рукой вниз по ее бедру и под задницу. Распластавшись, моя ладонь скользит под ее ягодицы, пальцы находят путь к ее щели, затягивая меня глубже в нее.
— О, черт, — выпаливаю я, потому что это так приятно, что мои глаза закатываются.
Мои ноздри раздуваются, и я вдыхаю. Выдох.
— Э-это... так ... — Вайолет тяжело дышит и стонет. — Это так ...
— Скажи, что тебе хорошо, — прошу я, нуждаясь в толчке. Втолкнутся в нее. Хоть что-то. Что угодно. — Пожалуйста, детка, скажи это.
Ее голова откидывается назад, и я облизываю ее горло. Сосу и трахаю. Кусаю ее за мочку уха.
Руки Вайолет скользят вниз по моей спине, хватая меня за задницу. Она сжимает. Тянет.
— Это удивительно, потрясающе. Если я раздвину ноги, будет ли это…
Я не слышу, как она заканчивает фразу. Все, что я слышу — это
Мой член пульсирует. Вибрирует.
— Он только что стал больше? — Глаза у нее большие, как блюдца.
— Да, черт возьми.— Я скрежещу зубами, не в силах прекратить грязные разговоры. — Тебе это нравится?
— Да... — ее рот складывается в крошечную букву «О», губы приоткрываются. — Да, мне ... Мне нравится.
Я вдавливаю и вдавливаю в нее свой таз, мои яйца и ее киска прижаты друг к другу так плотно, что нет места даже для пальца.
— Мне нужно трахнуть тебя, Пикс, я должен.…
Теперь я умоляю, хотя никогда не делал этого, бесстыдно.
Я никогда не умолял.
— Да! Да! Сделай это, Зик, Зик, это сводит меня с ума.
Я медленно выскальзываю.
Затем быстро подаюсь вперед.
Медленно выскальзываю.
Губы плотно сжаты, предвкушение и устойчивое наращивание гораздо более опьяняющие, чем скорый, быстрый трах, который я привык давать безымянным, безликим студенткам.
Она такая тугая. Я не религиозный человек, но, Боже, она такая тугая, что я возношу молитву, благодаря своего создателя; я мог бы умереть внутри нее и быть на небесах.
Предательский признак того, что мои яйца напряглись, заставляет меня напрячься.
О черт, я сейчас кончу.
Черт, черт, черт.
Прошло всего пять минут, максимум.
— О Боже, — ругаюсь я. — Дерьмо.
— Что…?— Вайолет ошеломлена, все еще держится, пока я извергаюсь внутрь презерватива. — Что это было?
Мой потный лоб падает на подушку над ее плечом.
— Мой оргазм, — бормочу я в матрас.
— Ты
Я ворчу.
— Уже?
Серьезно, ей обязательно говорить это вслух? Это кастрирует.
— Ага.
Я не настроен поболтать.
Вырываясь из нее, я слезаю с кровати, откидываю одеяло, чтобы попасть в туалет, и выбросить презерватив. Вымыть руки.
Возвращаюсь в спальню и ложусь в постель, накрывшись черными простынями. Я закидываю руки за голову, а Вайолет неуверенно наблюдает за мной со своей стороны кровати.
— Иди сюда, — говорю я, притягивая ее к себе, чтобы она могла наклониться ко мне, положив голову мне на плечо. Протянув руку, я поглаживаю шелковистые пряди ее светлых волос, позволяя локонам просочиться сквозь пальцы.
Она осторожно кладет руку мне на грудь, перебирает темные волосы на моей груди, наклоняется ко мне.
Я целую ее в нос.
— Больно?
Она ерзает под одеялом, потирая колени.
— Я так не думаю. Может быть
— Я слышал, что иногда, когда секс жесткий, то, когда ты потом писаешь, это обжигает.
Какого черта я это сказал? С каких это пор я болтаю всякую ерунду? Мое тело теперь должно сделать мне одолжение и охладить себя нахрен, когда оно сбросило свой груз менее чем за пять минут.
Ви не отвечает, только водит кончиком указательного пальца по моему правому соску, круг за кругом. Я знаю, что она делает это не для того, чтобы соблазнить, поэтому делаю несколько глубоких вдохов, когда тело начинает медленно гудеть. Каждое прикосновение — это искра, чтобы зажечь меня.
Я играю с единственным браслетом на ее запястье – амулетом с подсолнухом, отражающим свет настольной лампы.
— А ты обычно...
— Если ты спрашиваешь, обычно ли я
Она мычит, палец перемещается от моей груди к ключице, медленно проводит им по моей коже.
— Было больно? — Ловлю себя на том, что спрашиваю.
— Немного, но мне тоже было хорошо. Очень хорошо — Ее хорошенькое личико смущенно прячется у меня под мышкой. — Прошло много времени.
— Как долго?
— Понятия не имею.
— Да, ладно, девчонки всегда знают такое дерьмо. Вы, вероятно, знаете с точностью до дня.