Неживой

И спустя несколько мгновений из-за дальнего дома сам виновник злодеяний. По первым шагам и движеньям рук батыр понял, что перед ним никакой не человек. Хоть и держалось оно на двух ногах и размахивало руками в стороны, как и мы, даже старалось походить на человека живого, но руки его и ноги были совсем несоразмерны и походка чудная его не была похожа ни на человека больного, ни пьяного, ни даже погибающего от стрелы или другой какой раны. Щуплое и сутулое, ростом едва ли с крестьянского мужичка, которого от работы и плуга пригнуло к земле. Свободно болтались на нём штаны, рубашка, да кольчужка сомнительного качества, на ногах ничего не было. Лицо, едва ли это можно назвать лицом, безгубое, с копной свалявшихся волос, ещё хуже, чем у трупов бывает, ушей нет и у вовсе, как и носа. Но всё это могло бы быть и у человека живого с судьбой нелёгкой. Всё кроме кожи, чёрной как смоль, такой же блестящей, но потрескавшейся как догорающая деревяшка. Держалось оно тени, даже последних лучшей заходящего солнца страшилось.

Байгуд вбил в землю копьё, снял со спины великанскую саблю, освободил её от ткани и взвалил на плечо.

— Хм-м-м, — довольно протянул Байгуд, оценивая противника.

Чудище его совершенно не боялось. Замерло в нелепой позе и тоже его изучало.

— Мелкий какой, — пробасил Байгуд. — Почто селян из домов выгнал, курдюк вонючий? Почто тут злодеяния чинишь? Думаешь, нет на тебя управы? А есть. Байгуд я. Биться будем.

Байгуд вырвал из земли копьё, поднял его над головой, коротко шагнул, ухнул и отправил в злодея. Черноликий легко увернулся, но Байгуд широкими шагами уже покрыл расстояние, перенёс вес на согнутое колено и оторвал саблю от плеча. Свистнуло в воздухе так, что можно было оглохнуть, лезвие собрало с кольчуги врага всего пару колец, слишком уж проворно тот отскочил.

Байгуд слегка сместил таз, расслабил пальцы и запястье, что его оружье неуклюже упало на землю и потянуло его за собой, тут же схватил его крепко накрепко, раскрутился вокруг своей оси и обрушил лезвие сверху вниз, туда, куда отскочило чудище. И на этот раз — только вспахал землю.

— Матёрый… — мрачно пробасил Байгуд и тут же расплылся в благородной улыбке.

Морду чудища перекосило, он зашипело, злобно глядя на батыра. Не стирая улыбки, Байгуд сделал ещё один выпад, но вдруг сменил стойку, почти упал вперёд, вытянул руку и просто схватил противника за шиворот большеватой кольчуги. Притянул к себе и со всей дури обрушил ему на голову металлическую рукоятку, зажатую в кулаке — с такой дистанции было не замахнутся.

Хлипкая чёрная шея хрустнула, голова вмялась в грудь и лопнула. Не прекращая движенья, Байгут оттолкнул обмякшую массу и догнал её ударом исполинского меча. Сила удара была таковой, что несчастная тварь перерубилась пополам вместе с кольчугой и бесформенной кучей мяса упала озёмь.

— Хм, — озадаченно хмыкнул Байгуд.

Он не ожидал такой простой победы. Не от злого духа, что лес под себя подмял и деревни разорил. Резко взмахнул саблей, отряхивая остатки чёрной крови, опёрся на неё, достал трубку, набил и задумчиво закурил. Дым окутал всё вокруг. Он даже не вспотел, враг был повержен, но сердце его сердце снова налилось тяжестью и забилось внутри, предчувствуя беду.

Байгуд потыкал остриём чёрную, исходившую мерзкой жижей тушу, посыпал её горящим пеплом из трубки, но оно явно было мёртвым. Батыр покачал головой и пошёл по деревне.

* * *

Байгуд никогда не дрался с чудищами до этого. Много сказок он сам знал и слышал, звали его для подобных подвигов даже, но как-то не приходилось. Убил он медведя и пещерного льва, что охотчи стали до людской плоти, только не было в них ничего сверхъестественного.

Остальное зло, что он останавливал всегда было человеческим. Это даже обижало его, не хотел он верить, что всё зло в мире в руках людей прибывает. Поэтому столкновение со злом реальным изрядно подняло ему настроение.

Справедливо рассудил Байгуд, да к ощущениям своим прислушался — не закончил он тут. Не могло это хлипкое создание столько людей наубивать. С ним бы даже селяни совладали, вилами да факелами, как речь о родной земле зашла. Что-то ещё тут есть.

Байгуд прошёлся по деревне, позаглядывал в оставленные дома, да набрёл на самый большой дом в центре. Окна его были наглухо заколочены, дымок с крыши не вился и свет в щелях не играл. Подошёл поближе, прислушался, да постучал пудовым кулаком в двери.

— Эй там! Чудища! Выходите. Не спрятаться вам.

— Э-э-э, — ответил ему дрожащий мужской голос. — Сам ты чудище! Не выйдем мы.

— Тогда дверь снесу и сам войду. Но тогда-то вам и ещё больше не сдобровать, ишаки побитые. И чего вам в могилах своих не сиделось… Жить тут надумали что ли? Из всех вас дух повышибаю, да назад в землю запихну.

Засов на двери заскрежетал, она отворилась, и из неё показалось совсем не умертвие, а мужичок… обычный селянин, живой и трясущийся от страха, как бывало при виде хмурого Байгуда.

— И… и-и-и… ты нас изводить будешь? — слабым голосом спросил мужичок, стискивая хлипкие вилы.