Неживой

— Х-м-м-м, — протянул Байгуд, разглядывая глаза чудовища, склонившегося над ним. Он наконец понял — такие он уже видел на пиру, правда хозяин у них был другой. Знатный лучник из отряда. Украл его силу злой дух. Лучшее у него взял.

Чудовище подрагивало, стучало зубами, косило шею словно птица, но больше не нападало. Так же смотрело на него с интересом, и Байгуд с удивлением заметил, что в этих глазах нет и капли злобы. Лишь какая-то пустота и обида. Детская. Невинная.

— Хр-р-р, — проскрипел Байгуд, пытаясь встать.

Кровь проступила горлом, смочила губы и глотку. Ноги его не послушались, они ничего не чувствовали и казались чужими. И это ощущение поднималось по его позвоночнику всё выше и выше. Байгуд умирал. Сердце его билось всё реже и реже, готовилось совершить своей последний удар.

А чудище изучало его, словно ребёнок увидавшей интересного жучка или бабочку. Не было в нём никакой злости. Звери-людоеды и то были злее. Вдруг оно открыло свой рот и тоже зашипело и заскрипело, почти как Байгуд, только почти без звука — языка у него не было.

Однажды старый скапанг навести его в селенье. На языке жестов он рассказал, что собственный язык ему отрезали враги, когда тот был юношей. Без языка он чувствовал себя мёртвым. Скитающимся призраком, который больше не может быть частью живых, словно отделён он от них невидимой стеной. И что он молился богам, чтобы те вернули ему язык или дали новый. И что он сохранил Байгуду жизнь, потому что думал, что это знак, и ребёнок заменит ему язык. Будет говорить за него. Но со временем скапанг понял, что ошибался и отдал Байгуда более достойным родителям.

— Хм-м-м, — пробасил Байгуд. — Помираю я… похоже…

Чудище ответило ему потрескиванием и шипеньем и смотрело за его ртом и языком, словно за дорогой побрякушкой.

— Проиграл тебе. Обидно конечно. Но и терять мне не… не… нечего.

Чудовище снова протрещало ему и бряцнуло челюстями, поглядывая на павшего богатыря.

— Не-ет, — прошептал Байгуд. — Язык… не бери. Плох мой язык. Лучше найдёшь. Сердце моё возьми. Сердце у меня хорошее было… Доброе. Тебе нужнее.

Батыр расправил в последний раз плечи, сомкнул пальцы на воротах кольчуги и рубашки и разорвал их, обнажив грудь с могучим, но умолкающим сердцем.

Глава 9 Горан

— Да что там за шум, едрить твою за копыто?! — крикнул Горан, оставил попытки запихнуть в себя завтрак и запустил ложкой в стену.

— Там енто, бояре собрались, князь, — оправдался стражник. — Вас требуют.

— Ну так пусти их! — прикрикнул князь, мельком посмотрев на молчавшего Тайпена, как всегда смотрящего прямо перед собой. — Пожрать не дадут спокойно, елбаны дрочёные.

Двери распахнулись и в зал нахлынуло с полсотни богато-разодетых и недовольных мужчин, ругающихся и пытающихся перекричать друг друга.

— Молча-а-ать! — заорал Горан, пытаясь перекричать толпу и запустив в них тарелку. — Что надо вам, уважаемые?! Зачем припёрлись и князя тревожите? Пищу ему мешаете принимать.

— Ругаться с тобой пришли мы, князь! — вперёд вышел статный, моложавый и усатый дворянин.

— Что?! — насупился князь и стиснул кулаки. — Тебе голова на плечах жмёт, пёс? Ругаться он с князем пришёл. Ругальник-то твой и пострадать может.

— А как же не ругаться! — нахально ответил боярин. — Чудище неведомое земли наши разоряет, а князь, как ни в чем не бывало, с заморскими господами каждый день пирует.

— Пирую, значит? — задохнулся Горан, снова посмотрев на Тайпена, но усилием воли взял себя в руки. — Как звать-то тебя, борзой? С кем говорю?

— Небеск я, Всеграда сын.

— Так вот, Небеск, сын Всеграда, неужто ты не слышал, что неделю назад послал я за чудищем воинтелей да охотников? Решается твой вопрос, так и знай.

— А чего ж ты князь войско-то туда не послал? Неужто народ твой не жалко тебе? Наймиты-то твои почти все уж полегли, а чудище от Норийки и Кустицы уже к Валашке родной твоей вышло.

— Тебе ли за народ болеть? — рассмеялся князь. — И откуда такие сведенья? Мне ещё никто не докладывался.

— За народ я болею, кто бы что не говорил, он меня кормит! Как и тебя, князь! И я за ним присматриваю, как хороший пастух за стадом. Но не в этом дело. Чудище-то уж понятно куда идёт. Сюда. И делать что-то надо. Войско соберём, да изгоним лихое!

Князь ощутимо помрачнел, ещё раз посмотрел на Тайпена, тот не высказывал никакого интереса к происходящему.

— Князю надо поразмыслить над тем, что вы донесли. Вечером дам ответ.

Под недовольные выкрики Горан поднялся из-за стола и пошёл к себе.

* * *

— Ну, что думаешь, Мракой? — спросил князь, глядя в окно на расходившуюся толпу.

— Нехорошо. Небеск и его прихлебалы людей взбаламутил. Так бывает… но чечас шибко уж не к месту будет.

— То, что он сказал… правда?

— Слухи говорят так.

— А чего ж ты не доложился, пёс?

— Так это ж слухи, государь. На слухах муха в супе лифантом в болоте становится. Может, приблуды эти наёмные в лесах тамошних заплутали, глухие там места, без дорого особо и указателей. Криков много и паники, а вот гиблых только в Норийке видали.

— Рискуем значит, Мракой? — Горан недобро усмехнулся то ли храбрясь, то ли угрожая прислужнику.