– Тогда вызывайте полицию. В конце концов, обезьяна – тоже собственность, и недешевая.
– Угу. А полицейские будут везде шнырять, все вынюхивать. Вы хоть соображаете, какие у нас клиенты? Они разбегутся! Нет, прямо не знаю, что и… О! Сюда! Мы здесь! – Валери вдруг подскочила, разулыбалась, замахала могучими руками и на минуту превратилась в себя прежнюю.
На террасу кафе зашла невысокая худая женщина в блекло-зеленом, вышитом черными геометрическими фигурами платье. Низко опущенные поля шляпки почти закрывали ее лицо. За дамой энергично вышагивал молодой красавец-брюнет с атлетической фигурой: вошедшие в моду бриджи подчеркивали скульптурную рельефность его икр.
Сара вздохнула. При виде этой пары ничего не нужно было объяснять.
– Сейчас я вас представлю маркизе, – наклонилась к ним Валери. – И, уж простите, оставлю. Один русский обещал мне помочь навести справки в Москве. Надо же понять, куда делся Серж!
Куда делся Серж
– За что меня арестовали? Почему здесь держат? Я французский подданный! – Воронов старался говорить спокойно, но его голос срывался на фальцет.
Он сидел за столом, накрытым серой скатертью с плохо застиранными красноватыми пятнами – очевидно, от вина. Профессору хотелось так думать. Напротив него развалился в кресле плотный лысый человек с большими наглыми глазами и головой, похожей на каменное яйцо. Сразу видно, если он ею ударит – разобьется кто-то другой.
На человеке была невзрачная темная гимнастерка – ни погон, ни других опознавательных знаков, темные брюки и штиблеты поверх носков. Кто он такой, Воронов мог только гадать.
Позавчера утром в его гостиничный номер зашли двое мужчин в форме и с пистолетами. Попросили профессора проехать с ними.
Воронов даже не испугался. Его часто возили к высокопоставленным товарищам для консультаций, и каждый раз это было похоже на конвоирование преступника.
Но в этот раз его и правда арестовали. Ну как? Привезли в старый, с облупившейся штукатуркой дом с колоннами – Воронов понятия не имел, в какой части Москвы он находится, окна у авто были задернуты шторками. Завели в эту небольшую квартиру на третьем этаже. Охранники разместились в каморке. Воронову осталась спальня с неудобной кроватью, в которой ко всему еще и водились клопы. И грязноватая гостиная с выцветшими обоями с незабудками. На вопросы чекисты не отвечали, только передавали доставленные из столовой щи, кашу с котлетами и компот, одинаково омерзительные на вкус.
Два дня неведения и несвежая сорочка окончательно расстроили и без того расшатанные нервы профессора. Он измучился и не мог спать. И вот – этот неприятный визитер.
– Самуил Абрамович, да что вы говорите! – Посетитель, вальяжно развалившись в старом кресле, показывал, что отлично знает его биографию. Так Сержа на Западе не звал никто.
– Какой арест! Мы просто перевезли вас в более, ну, скажем, приватную обстановку. Вы ведь теперь в Советском Союзе человек не чужой! – Визитер усмехнулся так, что его жесткие короткие усы задвигались, как мохнатый паук.
– Меня привезли под охраной! Против моей воли! Это незаконно! Французское правительство…
– Ну тихо, тихо. – Яйцеголовый свернул улыбку, и Воронов чутьем попавшего в западню животного ощутил смертный холод, который шел от ставшего жестким белесого лица.
– Неужели вы думаете, после того, что мы сделали с царем, нас будет волновать, что думает французское правительство о задержании какого-то бывшего российского гражданина? Или даже об его исчезновении?
Воронов вздрогнул.
– Да не бойтесь. Мы не собираемся причинять вам вред. Наоборот. Я вот тут принес…
Человек пододвинул к себе портфель, порылся в нем и достал новенький журнал с веселым названием «Огонек».
– Вот, рассказ про ваши операции, – раскрыл он журнал на самой середине. – К вам же приходил корреспондент? Он напечатал хвалебный очерк. Видите, мы заботимся о вашей репутации!
– Моя репутация в этом не нуждается! – отчеканил Воронов.
– Как знать, – усмехнулся яйцеголовый. – Пока я просто предупреждаю – вам выгоднее с нами сотрудничать. Только с нами. Ни с кем другим.
Воронов сосчитал про себя до пяти и сказал максимально спокойно:
– Я – ученый. Делаю свою работу. И оперирую всех, кто может за это заплатить. По очереди. Да, безусловно, я делаю исключение для таких выдающихся людей, как …
– Тс-с, – прижал палец к губам его собеседник и нехорошо улыбнулся. – Не надо никаких имен.
– Да я и не знаю никаких имен! – вспылил профессор. – Я понимаю желание ваших высоких руководителей получить вечную молодость вне очереди. И иду навстречу. Но я не могу служить кому-то одному.