Нежная ночь Ривьеры

Но спустя какое-то время заметила, что он поглядывает на меня украдкой.

Неужели вор, которого разыскивает полиция всего мира, стесняется?

Я решила последовать примеру онегинской Татьяны и заговорить первой. Тем более что вопрос и правда был животрепещущий:

– Борис, а что будет с залогом в полмиллиона евро, который Влад за нас оставил в полиции? Вдруг он его заберет и нас посадят?

– Полмиллиона? – Борис все же уставился на меня золотистыми глазами. – Кто вам такую чушь сказал?

– Адвокат Влада!

– Эта ящерка? – Он скосил глаза, мотнул головой, и его лицо вдруг исчезло, оставив остренькую мордочку с глазками-буравчиками.

Мы захохотали – сходство было поразительное. А Борис усмехнулся:

– Простите, девочки, никто не заплатил бы за вас такую сумму. Я читал протокол. Там написано: освобождены за недостатком улик. Никакого залога.

– Вот мерзкий змей! А как заливал! – возмутилась Машка.

Но Борис уже ее не слушал. Он перехватил руль, и катер вошел в марину Ниццы, заставленную яхтами и катерами так плотно, что не видно воды. Лицо у него было сосредоточенное. Он явно прикидывал, что делать с нами дальше.

А я с тоской смотрела на женщин, которые развешивали на леерах мокрые купальники, весело пили что-то из стаканчиков вместе с мужчинами, совсем не похожими на яхтсменов, или просто прогуливались по причалу.

Все они отдыхали на Лазурке. А наш отдых здесь закончился, так и не начавшись.

Пляжная вечеринка

(Ривьера, 1925–1928 годы)

Сара чувствовала, что лето заканчивается, хотя август был еще в разгаре. Просто воздух вокруг перестал искриться радостью. Пора уезжать. Они слишком долго просидели на одном месте, да и веселые праздники, которые они с Джеральдом так любили, стали скисать. Все же напоследок она решила устроить еще один пикник на пляже. Демонстрацию купальных мод.

Недалеко от воды поставили брезентовый тент. Под огромным зонтом постелили скатерть: Сара поставила на нее тарелки с желтым дырчатым сыром, паштетами, большими ломтями белого хлеба, блюдо с красными помидорами из своего огорода, Пикассо ласково пробурчал:

– У тебя даже обычные овощи на тарелке – готовый натюрморт.

И много бутылок с вином.

Ветер приносил легкий запах жженого эвкалипта – где-то в горах горел лес, и он вплетался в свежий аромат моря и густой настой солнца. Сара искоса поглядывала на мощный торс загорелого дочерна Хэма: рядом с ним тонкий, бледный Джеральд, даже в костюме пирата, но со своей вечной тростью с золотым набалдашником, казался похожим на изнеженное комнатное растение. У Фица после игры в теннис облупился нос, и он все время мазал его каким-то белым кремом, который никак не хотел впитываться.

Джон Дос Пассос, напяливший цилиндр, рассказывал о новой книге Гертруды Стайн, Хемингуэй иронизировал, корча гримасы – нет, как можно написать: «Там ее мать понемногу умерла!», Зельда с пионом в золотых волосах, снова превратившись в милую кошечку, мурлыкала что-то изысканно-забавное, вызывая у мужчин восторг. Все были молоды и энергичны, хохот стоял такой, что чайки, караулящие добычу у кромки прибоя, недовольно взлетали, хлопая крыльями.

Саре на миг показалось, что грозовая туча рассеялась.

Только Хэдли, накинувшая на плечи цветастый платок, была грустна и тихонько потягивала вино в тени зонта, не участвуя в общем разговоре. Зато Полин в расшитой жемчугом смешной шапочке была в ударе. Шутила сама, а в ответ на шутки Хэма заливалась звонким смехом и кокетливо восклицала:

– Нет, папа, ты потрясающий!

В это лето все женщины их кружка звали Эрнеста папой, прозвище прилипло к нему намертво, но Полин играла в непослушную дочку с особым азартом.

Сейчас Саре впервые показалось, что Полин – не маленькая изящная птичка. Пожалуй, маленький изящный ястреб, который бьет добычу на лету.

Полновато-квадратной, одетой в старомодный купальный костюм Хэдли, которая старше Эрнеста на восемь лет, не выиграть в этом состязании.

Но, похоже, она единственная не понимала, что охота уже идет. И охотятся на ее мужа.

Охота на мужа

Хэдли сидела на пляже под зонтом, потягивала чуть теплое шабли и смотрела на весело галдящую компанию. Солировала Полин, стильно-элегантная даже в купальном костюме. Мужчины азартно с ней пикировались, то и дело закатываясь от хохота.

Полин была здесь своя. А она – чужая. Кружок Сары и Джеральда Мэрфи так и не принял ее в круг избранных. А ведь она тоже из их мира, мира искусства! Была неплохой пианисткой. Но играла классику, а Эрнест любит только джаз. И она забросила пианино, посвятила себя служению мужу. Злоязыкая Зельда была права, когда сказала: «В вашей семье ты делаешь только то, что хочет Эрнест». Но так устроен их брак. Эрнест – талант и гений. И ей лучше подстроиться под его вкусы. Да, она полюбила корриду, ходит с мужем на бокс, ловит рыбу, как настоящий рыбак. И откладывает из небольших денег, которые присылают ее родители, суммы на скачки – Хэм так любит ставить на лошадей. Но разве не в этом долг жены гения?