Нежность

Что мальчишке этому велело

наблюдать влюбленно допоздна

за тобой, туманная Венера,

за тобой, лиловая луна?

Бывшая владелица отеля,

женщина, как говорят, в летах,

от недружелюбия потея,

говорит, что все теперь не так.

Вновь она бубнит, что мало мыла,

что исчезли мясо и жиры,

ну а Мануэлю мало мира —

надо ему в звездные миры!

Странны человеческие свойства.

Что ни говори, а это факт:

вечно кто-то думает про звезды,

кто-то говорит, что все не так,

Мануэль задумал быть пилотом,

и, теплом груди его согрет,

как призыв к невиданным полетам

космонавта русского портрет.

«Едет он!» — обветренные губы

шепчут вот уж несколько недель.

Юрия Гагарина на Кубу

ждет и он, вихрастый Мануэль.

Станет он пилотом, самым истым)

Жизнь идет, и, судя по всему,

безработные капиталисты

будут чистить башмаки ему!

Он идет по улице полночной,

и шаги по-взрослому строги,

и о нем сегодня полномочно

думает правительство страны.

Всею грудью небо он вбирает,

чувствуя со звездами родство.

Музыка на улице играет

что-то специально для него.

Музыка прохладно и желанно

руки ему на плечи кладет.

Будущий Гагарин из Гаваны —

чистильщик по улице идет.

РАЗГОВОР С «МАЗом»

Как голос края дальнего,

но близкого, —

где б ни были мы, близкого для нас,

у воли гудящих моря Караибского,

чуллазый «МАЗ»,

я твой услышал бас.

Взбирался в гору ты,

рудой нагруженный,

могучий,

шумно дышащий,

натруженный,

и пальмы вдоль дороги шли тебе,

как наши сосны где-нибудь в тайге.

Шли эти скалы красные,

отвесные,

шел силуэт далекий корабля

и парень с бородой сьеррамаэстровской,

касающейся взмокшего руля.

«МАЗ», поравнявшись,

пылью меня обдал.

Но это ничего.

Не жалко брюк.

Дружище, здравствуй!

Я тебя бы обнял,

но это нелегко —

не хватит рук!

Сказал мне «МАЗ»:

«Я долго плыл сюда.

Корабль качала бережно вода,

и шлепались полночною порой

десятки рыб летучих в кузов мой.

Ночами было тихо и светло

и странно-странно,

как в другом столетьи.

Тропические звезды, словно дети,

садились,

свесив ноги,

на крыло.

Меня в пути приветствовал тамтамами

затерянный какой-то островок.

Киты салютовали мне фонтанами:

«Плывешь на Кубу?

Молодец, браток!»

И, фотообъективадли орудуя,

кружил американский вертолет.

Хотел узнать —

я танк

или орудие...

Как говорится,

«маленький просчет».

О, музыки тропические ливни,

пронзавшие над морем высоту,

когда меня встречала Куба либре

в гаванском переполненном порту!

Л58

Я знал, зачем сюда,

на Кубу,

прибыл,

я помнил слово,

данное стране,

и сам Фидель меня,

как брата,

принял

и, как солдату,

дал заданье мне.

Да, это настоящие мужчины,

да,

это жизнь,

а вовсе не житье...

Вот жаль —

не носят бороду машины,

а то бы тоже я завел ее!»

И «МАЗ» добавил,

тяжело дыша:

«Порой тоскует все-таки душа.

Я столько слов нежнейших берегу...

Жалею,

что писать я не могу.

Я письма бы писал машинам нашим,

идущим вдоль духмяных русских пашен,

громадным и застенчивым братишкам,

с ромашками, прилипшими к покрышкам.

И снова,

снова по горам кубинским,

не грузовик,

а вездесущий маг,

с барбудо,

продымившим всю кабину,

умчался мой земляк —

чумазый «МАЗ».

И дело свое делая большое

не из-за громкой славы и наград,

он был прекрасен —

с русскою душою

кубинской революции солдат.

ДЕДЫ-МОРОЗЫ

В ГАВАНЕ

Ночной Гаваной прохаживаюсь.

Часы новогодне екают.

Пальмы, вовсю прихорашиваясь,

стараются выглядеть елками.

Кубинских снегурочек волосы

светятся над автоматами

волнами, волнами, волнами,

черными, чуть лиловатыми.

Что-го в глазах затаивая,

танцуя серьезно-серьезно,

снегурочек держат за талии

барбудос, как деды-морозы.

Гитара поет приглушенно.

Гитара поет все тоньше.

Снегурочки — при оружии.

Деды-морозы — тоже.

Танцуют чуть угловато,

и все-таки так галантно!

В такую же ночь когда-то

г ступали барбудос в Гавану!

11 Е. Евтушенко

Их кони с боками впалыми

были упасть готовы,

но празднично ветви пальмовые

торчали из дул винтовок.

Барбудос ели мороженое

мальчишески, а не мастито,

мороженое, положенное

за горы и за москитов.

Под грохот пачанги и мамбы,

сходный с артиллерийским,

текло ананасное, манговое

по бородам ассирийским.

Вспыхивал моментально

митинг, как шнур бикфордов.

Барбудос монументально

стояли на крышах фордов.

Барбудос клялись торжественно,

что жизнь перестроить берутся,

и орхидеями женщины

кормили коней барбудос.

Казались барбудос не красными,

а так, чуть-чуть розоватыми.

Казались они безопасными

мальчишками бородатыми.

Где вы сейчас, прорицатели

с наивными вашими мыслями?

Не очень-то проницательны

вы оказались, мистеры.

Глядите — барбудос могучие

Гагарину аплодируют

и, рукава засучивая,

четырехлетку планируют.

Барбудос — у пультов и в «МАЗах».

Барбудос на стройках повсюду.

Барбудос читают Маркса.

Он свой. Он тоже барбудо!

А вы, потея в стараниях,

суете им вашу «свободу»

и шлете шпионов. Странные

подарки к новому году!

Но в час новогоднего ужина,

прошу — не забудьте все же:

снегурочки здесь — при оружии,

деды-морозы — тоже.

АГРЕССОРЫ

На месте недавней высадки

интервентов — Плайа-Хирон —

кубинская молодежь устроила

необычную — я бы сказал —

праздничную «интервенцию».

Это был грандиозный празд-

ник народного просвещения.

Большинство участников

«интервенции» были девушки.

Интервенция!

Интервенция!

Вот подходит к берегу судно.

Там такие сидят интересные

интервенты,

что выразить трудно!

О, глаза их —

черные,

синие,

улыбающиеся,