Нежность

«Интересно, что почувствует она, когда вернется домой и не застанет там меня? Я обещал повесить новый замок, но забыл. Я не верен своему слову, она, наверное, подумает, что я не верен и ей. Как скоро она забудет меня, постелив чистую простыню, проветрив спальню и вчерашнюю выдохшуюся ночь? Как скоро она скажет другому те священные, запретные слова, которые говорила только мне одному? Как быстро она приручит мужчину новой породы? Нет, пса! Мужчиной был для нее я. Я – единственный!» – в юноше кричал разъяренный собственник и нарцисс, который полюбил себе подобный цветок. «Почему у меня глаза не меняют цвет, как у нее?»

Вячеслав весь день провел в раздумьях, и чем сильнее он пытался прогнать ее из своих мыслей, тем насильственнее она в них проникала и прожигала собой всю душу насквозь. Как восковая свеча, которую невозможно задуть, которая горит вечно, болезненно капая на тело. Юноша понимал, что совершает ошибку, покидая то, без чего теперь жить не может. Не может жить без муки!

Уснул молодой человек только под утро, и эту невыносимую ночь он никогда не забудет. Когда лежал в темной, холодной комнате со связанными руками и ногами. Когда чувствовал себя запертым внутри самого себя, когда невозможно было освободиться, развязать руки, подняться с пола и открыть плотно закрытые ставни. Чтобы увидеть умершее солнце. Чтобы смотреть на вечную тьму.

* * *

– Через час мы прибываем на станцию, – сказала вошедшая в купе проводница.

Вячеслав смотрел в окно поезда, за эти сутки он ни разу не поел и не попил. Он не чувствовал ни жажды, ни голода, он не чувствовал ничего. Только опустошенность внутри, только слабость и желание напиться. Забыться на дне стакана, а затем на несколько дней уснуть.

Он шел по перрону родного вокзала и осознавал, что в этом городе нет ничего ценного и важного, ради чего хотелось бы сюда вернуться.

«Что я наделал?» – единственное, о чем спрашивал себя юноша с рюкзаком за спиной, ступающий по знакомым трещинам своих родных улиц. Родной столицы. Город сильно изменился за время его отсутствия, за те пять дней, которые он провел в Петербурге.

«Ради чего я сюда вернулся?»

Юноша стоял у двери своего дома, в который не решался войти. Он не хотел доставать из кармана пальто ключ и открывать дверь. Вячеслав не хотел заходить в пустую квартиру, которая не пахла ничем, которая не несла никаких воспоминаний. Из которой уже хотелось бежать, даже не войдя внутрь.

Наконец Вячеслав достал из кармана ключ и вставил в замок. Повернул. Щелчка не последовало.

«Неужели я забыл закрыть входную дверь?» – вздрогнул юноша, он по-прежнему не решался войти внутрь.

Дверь заскрипела и медленно открылась перед ним. А на пороге стояла она…

– Вы? – Вячеслав на мгновение потерял дар речи, но так же внезапно его и обрел. – Вы – настоящая? – смотрел он на нее, словно на призрак. Словно на божественное создание из волшебного сна, который оборвался ранним утром, который снова хотелось склеить по маленьким отрывкам, вернуть и увидеть его заново. Пережить дважды то, что, казалось бы, можно переживать бесконечно.

– Я… – сказала она шепотом, с некой грустью в голосе. С той грустью, которая свойственна обожженным людям.

– Но как? Как вы сюда попали?

– Самолеты из моего города в ваш летят всего полтора часа, а поезда идут целые сутки. Я вас жду уже пятнадцать часов, Вячеслав. И за все это время я ни разу не сомкнула глаз. вас ждала! За что вы меня бросили там? – расстроенным и мягким голосом спросила она, по-прежнему стоя на пороге.

– Я думал, что смогу без вас жить. Смогу дышать, как прежде, и видеть мир таким же прекрасным, каким он был. Я ошибся! – В его словах было столько искренности и правды. – Стоило только поезду отправиться от станции «Витебский вокзал» до станции «где я вас больше никогда не встречу», как я понял, что не я украл у вас душу, а вы ее у меня украли. Украли незаметно, когда я этого не видел, когда я этого не чувствовал. Когда я не давал на то своего согласия! Вы украли, Ляля, и мое будущее, которое могло бы когда-то быть без вас, а теперь не может. Украли и мое настоящее, так как в любом месте, где нет вас, – нет и жизни, там отравленный воздух и всюду – болезнь.

– Я знаю, – сказало со слезами на глазах самое прекрасное создание на свете, сотворенное лишь для него одного. – Я знаю… – повторила хриплым голосом судьба и протянула вперед свои руки, чтобы он ее обнял. Чтобы он больше никогда ее не отпускал, не покидал даже на секунду.

Он изо всех сил прижал ее к себе, он целовал ее с таким желанием, так нежно, словно они не виделись тридцать лет, а не какие-то сутки. Словно он успел за время разлуки прожить целую жизнь без нее, тая ее от других в своем сердце, в своей светлой памяти. А память для него, как просторная, большая комната – вроде библиотеки, в которую можно в любое время войти и листать те незабвенные мгновения, которые не утратили веса, но утратили форму. Утратили цвет, да и только…

– Я тебе говорила, что виолончель способна погубить своего мастера, если тот умертвит свой талант.

– Я тебе верю. Ты нашла мое письмо?