Нежность по принуждению

Я послушно, как марионетка, ныряю в благоухающий его парфюмом салон и усаживаюсь на сиденье. Скрещиваю руки на груди, пытаясь хоть как-то защититься от его давления. Очень возбуждающего и сексапильного давления. Арина, ты чокнулась? Как можно хотеть предателя и изменщика?

— Почему ты не на парах? — спрашивает Руслан, взяв портсигар с приборной панели. На блестящей поверхности его инициалы, выполненные матовым металлом.

— Их отменили, — огрызаюсь я, чувствуя, как от его безразличного спокойствия в жилах закипает кровь. — Так ты и с ней, и со мной, да?

— Получается так, — подтверждает он, постукивая кончиком сигареты о поверхность портсигара. — Но у нас с тобой не романтическая связь, а отношения по контракту. Ты мне не подружка, и не любовница. По истечении прописанного срока мы просто разойдемся по разным сторонам и вернемся к своим обычным жизням. И, к тому же, моя верность в контракте не прописана. Ты должна была это понимать, когда подписывала.

— И я не могу его разорвать? — спрашиваю я, боясь посмотреть на него.

Сейчас я бы многое отдала, чтобы вернуться в тот вечер в баре, и просто попросить его сдать меня ментам. В любом случае хуже бы не было.

— Не можешь. — Он закуривает и выпускает в открытое окно струйку дыма. — И не забывай, что еще не прошла неделя, которую ты обязана провести со мной в обмен на то, что я не стал писать на тебя заявление. Это двойная договоренность.

— Так ты реально женишься на ней? — спрашиваю я, судорожно втянув ртом воздух, напитанный горьким дымом с нотками сладковатой вишни.

— Реально, но тебя должны заботить только твои обязательства по контракту. — Данилевскому не нужен поводок, чтобы кого-то одернуть. Достаточно слов. — Все очень просто, Ариша. Ты мне подходишь, и тебе тоже со мной хорошо. Просто приятно проведенное время, и все. И не смей забывать об этикете.

— Вот как, да? — выкрикиваю я в бешенстве и начинаю дергать ручку, пытаясь вырваться из этой западни. — Этикет? Игрушки? Ты не понимаешь, что для меня это не просто игра?

— Я сказал, не смей мне «тыкать», — рыкает он голосом, который прошит нитями звенящего металла.

Своей большой ладонью Руслан упирается мне в грудь и прижимает меня к спинке сиденья. Вжимает так плотно, что я даже отпускаю ручку двери, которая все равно заблокирована. Другой рукой Данилевский выуживает из кармана брюк айфон, и меня сразу окатывает холодным потом.

Нет-нет, только не сейчас. Он же не станет делать это прямо в пылу ссоры. Это же нечестно. Он не посмеет.

В следующий момент мои глупые надежды разносятся на мелкие осколки первым же импульсом, от которого низ живота скручивается узлом.

— Нет, мой Господин, умоляю вас не надо, — бормочу я, заметив в зеркале заднего вида свое отражение с безумными глазами и пылающими щеками.

— Ты все еще наказана, девочка. И, вообще, будешь делать то, что я захочу, даже если чувствуешь другое, — проговаривает холодно и, зажав сигарету между средним и указательным пальцами, продолжат управлять вибратором, от которого мне следовало избавиться в ближайшем туалете.

Поздно.

Я плотно сдвигаю бедра и стараюсь прекратить бешено пульсирующее безумие, которое будоражит интимные мышцы и стремительно приближает меня к постыдной кульминации. Я не хочу ему уступать, но мои желания Русу, мягко говоря, неинтересны.

Я сопротивляюсь из последних сил, и его руке, и импульсам вибратора. И чем сильнее я дергаюсь и пытаюсь противостоять горячей волне внутри тела и его взгляду, который одновременно и ласкает, и наказывает, тем сильнее возбуждаюсь.

Скребу пальцами дорогую кожаную обивку и постанываю при каждом новом сладком импульсе, от которого низ живота приятно сжимается. Рус чуть снижает силу и частоту вибрации, и вот, неожиданно для самой себя, я уже готова умолять его продолжить. Он знает все о моих постыдных желаниях, читает их просто, будто все это написано у меня на лбу.

Сила воздействия подскакивает, и я кончаю со сдавленным криком. Хорошо, что Данилевский закрыл окна. Я не заметила когда, но закрыл.

Я растекаюсь по сиденью, чувствуя, как тонкая ткань трусиков пропитывается обильно вытекающей из меня смазкой. Ее вообще выделяется очень много из-за этой штуковины, которая держит меня в постоянном возбуждении.

В голове туманный сумбур, будто мне дали выпить крепкий алкоголь. Хочется реветь от обиды. А еще — остаться с ним навсегда. Но это невозможно. Как же больно, когда твои детские иллюзии разбиваются, столкнувшись с реалиями взрослой жизни.

Нас скрывает густая тонировка, и он склоняется надо мной. Не касается, а только обжигает дыханием взмокшую шею.

— Скверная девчонка, — проговаривает Данилевский, обволакивая мягкостью потеплевшего баритона и вновь касается пальцем экрана телефона.

Внизу живота и так еще не утихли бьющие изнутри куранты, а он уже проделывает это снова. Я тихо хнычу и извиваюсь на глазах у Руслана, издавая неприличные хлюпающие звуки и скрипя влажными бедрами о кожаную обивку.

Вцепляюсь в его руку, которая здесь со мной и отлетаю, оказавшись на той самой Венера, на которую хотела сбежать.