Нежность по принуждению

— Ты неплохо справлялась, — поддевает меня Руслан, и я понимаю, что на самом деле его все же резанул наш танец.

— Он вел, — отвечаю вполне невинно.

— Еще бы, — усмехается Данилевский, не сводя с меня глаз.

Я с наслаждением прижимаюсь к нему, стараясь избавиться от мерзкого послевкусия предыдущего танца. Я дышу ароматом сладко-горькой вишни и чувствую себя счастливой. Контраст между его прикосновениями и чужими разителен. Сейчас Руслан — самый родной мне человек. Ближе мамы и папы.

— Ты невероятная, — его мягкий баритон накрывает меня вуалью, и я готова расплакаться.

Вот зачем он так со мной? То отталкивает, низводя до статуса вещи. То заставляет почувствовать себя особенной

— Самая обычная, мой Господин, — кладу голову Руслану на плечо и двигаюсь медленно, ему в такт. Это не танец, а просто шанс побыть вместе. И он тоже хочет этой близости.

— Неправда, — поддевает мой подбородок костяшкой пальца и касается губ легким поцелуем. — Ты ему понравилась, Арина.

— Это важно? — спрашиваю, чувствуя себя уставшей и больной. Это какая-то смертельная горячка.

— Его интерес понятен. Я хочу знать, что ты почувствовала, танцуя с Родионом? Он тебя трогал. Его рука была на твоей попке. А ты только моя.

Его слова сейчас кажутся кромешным бредом. Толкает меня в объятия другого, а потом ультимативно заявляет свои права. Говорит, что я временная никто, а потом зачем-то подчеркивает мою важность.

— Я ваша всего на месяц, — шепчу ядовито, понимая, что этих слов он мне не простит. И я не о наказании говорю. — Тот танец с Родионом был волнующий. Да, вы танцуете лучше, мой Господин, но иногда ты просто не выбираешь партнера для танцев.

Руслан буквально вжимает меня в себя, его руки на моей спине. Этот так похоже на бессознательный жест подчинения. Или он пытается защитить меня от Родиона?

— Так тебе хочется продолжить с ним танцевать? — в его голосе сквозит надлом.

Еще десять минут назад расслабленный и легкий Данилевский сейчас теряет свои властные интонации и не отпускает меня от себя и на сантиметр.

Я прикладываюсь ухом к его груди. Тук, тук, тук…Так быстро, что я не успеваю считать удары.

— Он предложил мне контракт, — медленно проговариваю я, и его пульс становится барабанным боем в моих ушах.

— Так сразу? — Руслан старается казаться спокойным, но это уже не в его силах. — И что ты ответила?

Я отрываюсь от надежной груди и заглядываю ему в глаза. Они стали как грозовое море и смотрят с упреком.

— Сказала, что не могу решить сейчас, — победно заявляю я, решив, что ему не нужно знать, что я отшила этого неприятного Родиона. — Но он привлекательный мужчина, хоть и не так хорошо танцует.

— Довольно, Арина, — вдруг повышает Руслан голос, чуть ли не заглушив музыку. Хватает меня за руку и тащит прочь из зала. — Родион не то, что тебе нужно. Но если очень хочется такого, я могу показать тебе, как он любит.

Он тянет меня за руку, распихивая плечами персонал и гостей. Руслан не видит перед собой ничего, а мое поле зрения сузилось настолько, что там только он.

Я еле поспеваю за Данилевским, спотыкаясь на неустойчивых шпильках. У самой лестницы он останавливается и, глядя на мои совершенно непригодные для такого марафона туфли, приказывает:

— Сними эти чертовы каблуки и оставь здесь.

Саркастичный Данилевский, который опустился до легких ругательств. Что-то происходит, и от этого у меня сердце бьется через раз.

Я чувствую себя какой-то неправильной Золушкой, которая мало того что бежит с бала с королем, так еще и туфельки оставляет на лестнице по его приказу. Я быстро выбираюсь из шикарных, но пыточных туфель и вздыхаю с облегчением — какой же кайф без них.

Передышка недолгая. Руслан вновь крепко сжимает мою руку, и мы несемся вниз по лестнице. Первый раз я вижу спокойного до холодности Данилевского на таком взводе. Его тело, затянутое в ограничивающий смокинг, пышет влажным жаром, а к мокрой шее прилипли мелкие волоски.

Мне сложно поспевать за его широкими шагами, но я крепко держусь за руку Данилевского и, придерживая подол, стараюсь перебирать ногами активнее. Мы как двое душевнобольных, которые наконец вырвались из психушки, выскакиваем из особняка.

Он упрямо тащит меня за собой. Подводит к «Ламбе» и открывает пассажирскую дверь.

— Садись, — проговаривает охрипшим и потемневшим от эмоций голосом.

Воздух между нами наэлектризовался и стал густым и малопригодным для дыхания. Сексуальное напряжение столь велико, что каждый взгляд может привести к взрыву.

Я не спорю. Просто слушаюсь его и сажусь на переднее сиденье. Данилевский склоняется надо мной и нетерпеливо дергает привязной ремень. Защелкивает его далеко не с первого раза, а я чувствую, как от его живых эмоций, у меня поджимаются пальцы ног.

Руслан заскакивает за руль и, не пристегнувшись, срывается с места. Под рев мотора мы врываемся в бархатную темноту глубокой ночи. Стрелка спидометра метнулась вправо, и меня вжало в спинку. Я закрываю глаза и подставляю лицо прохладному ветерку, хлещущему из открытых окон.