Нежность по принуждению

Наше неравенство абсолютно. Я обнажена, и вся его, а он в своих красивых изысканных шмотках и не принадлежит никому.

Мой Господин медленно обходит меня по широкому кругу, чеканя шаг и взвинчивая напряжение. Проводит пальцами по моему телу — его движения мажущие, небрежные.

Молча поворачивается ко мне спиной и идет к одному из шкафов. Достает оттуда целый набор: черный широкий ошейник с крупным кольцом в центре, такие же наручники с мягкой изнанкой и странную штуковину, представляющую собой мягкие браслеты, но большего диаметра и соединенные друг с другом чем-то вроде метровой палки.

— Вы сказали, что не любите починять боль, — бормочу я сбивчиво.

— Боль бывает разная, девочка, — поддевает пальцем мой подбородок и выпускает струйку ароматного дыма прямо в мои губы. — Я давно в Теме. И в ней у меня были очень разные периоды. Как только я застегну на твоей шее ошейник, моя малышка, жалеть о своем решении будет поздно.

От его слов меня начинает пробирать холодным ознобом. Я до боли в сердце хочу быть с Данилевским. Но это значит не только быть его маленькой девочкой, но и обнаженной рабыней Господина в собачьем ошейнике.

Меня до сих пор пугают глубины Темы, и они же меня притягивают. А так ли сильно я боюсь боли? Этот вопрос стал волновать меня, когда я почти кончила от его шлепков по попке.

— Я все понимаю, мой Господин. Я принадлежу вам.

Он целует меня в лоб и прикладывает к шее прохладную кожаную полосу. Смотрит мне в глаза и застегивает ошейник. Он тяжелый и дискомфортный. Давит на ключицы и растирает кожу.

— Вытяни руки, девочка.

Я протягиваю ему дрожащие руки. Мой Господин гладит подушечками пальцев запястья, а потом затягивает вокруг них мягкие, но тяжелые наручники.

— Подними руки, но не вставай на носочки. Стой на полной стопе. Поняла? — напутствует меня Данилевский.

— Я поняла, мой Господин.

Я повинуюсь. Все мои действия отныне полубессознательны.

Он опускает пониже металлическую штуковину и с помощью карабинов пристегивает к ней цепочку наручников. Я вцепляюсь пальцами в холодный, чуть шершавый металл.

Он гладит мое зафиксированное, почти вытянутое в струнку тело, склоняется надо мной и прикусывает сосок. Я вздрагиваю от неожиданности и тут же чувствую, как между ног становится мокро, а низ живота приятно сжимается.

— А теперь широко расставь ноги, девочка.

Я повинуюсь. Точнее, мое тело делает это рефлекторно, пока мозг даже еще не осознал приказ. Сердце бешено колотится в предвкушении чего-то абсолютно особенного. Весь этот антураж и его нарочитая холодность заставляют волоски на теле встать дыбом.

Руслан присаживается на корточки и кладет эту палку между моих ступней. Она гулко ударяется об пол. Он затягивает вокруг моих щиколоток душные, массивные манжеты, которые трут и давят.

В зеркале я вижу, как судорожно вздрагивает мой голый живот. Я не могу двинуться и даже сдвинуть ноги. Меня словно растягивает между полом и штуковиной на потолке. Мне любопытно, стыдно и дискомфортно. Так жарко, что над губой выступили капельки соленой влаги. Если бы он не подвесил меня к потолку, я бы уже рухнула — так дрожат ноги от возбуждения.

Руслан не спеша освобождает свои накрахмаленные манжеты от бриллиантовых запонок и заворачивает рукава — загорелые мускулистые руки красиво оттеняет белизна рубашки.

Он, отбивая четкий ритм каблуками, подходит к одному из шкафов и берет оттуда длинный, гибкий стек. По моему телу пробегает рой ледяных мурашек.

Касается хлестким кончиком моей щеки. Я вздрагиваю, а он улыбается своей улыбочкой жреца культа плоти. Собственной плоти.

Стек продолжает свое грубое, почти царапающее путешествие по моему покрытому жарким потом телу: щекочет шею и скользит между грудей. Руслан мажет кончиком девайса по моему животу и, спустившись к лобку, упирает его в основание клитора. Кровь приливает к малому тазу, и я издаю пошлый стон, от которого его глаза загораются алчущим огоньком.

— Я задам тебе несколько вопросов, девочка, и если мне не понравятся твои ответы…Если ты будешь врать мне, я тебя накажу. Поняла меня? — его голос больше не обжигает льдом, он плывет от эмоций.

— Да, мой Господин, — еле шевелю сухими губами, которые забываю облизывать.

— Начнем, — улыбается он, поглаживая внутреннюю часть моих бедер кончиком стека. — Тебе понравился Родион?

— Нет, мой Господин, — отвечаю не задумываясь.

— Его касания были совсем не невинным. Он так старался во время танца. Ты возбудилась?

Я сухо сглатываю. Мой танец с Родионом для Руслана такое же мучение, как для меня это положение тела.

— Нет, мой Господин, — выдыхаю я тихо.

— Врешь, — его голос заковывает меня в металл. — Ты возбудилась, потому что я смотрел, как он трогал тебя, девочка. Грязно трогал мою крошку.

Данилевский замахивается стеком. Я зажмуриваюсь и замираю в ожидании удара.