Нежные признания

– Так это вы, – произнес он тихо, почти удивленно. – А я-то думаю, кто это чувствует музыку так же, как я? Не знал, что вы играете на скрипке.

Лавина рассмеялась.

– А я понятия не имела, что вы играете на фортепиано.

– Я давно играю. Почти с самого детства, – сказал ей маркиз. – Сейчас я живу один и фортепиано для меня лучший друг, к которому я всегда могу обратиться за утешением.

– Я то же самое чувствую к скрипке, – сказала Лавина. – Но я и на пианино умею играть.

– В самом деле? – воскликнул он. – А я, слушая рассказы вашего батюшки о вас, решил, что вы эдакий сорванец, которому нравится только на лошадях кататься.

– Я люблю и это, для меня играть на скрипке так же приятно, как прыгать через забор.

Маркиз взглянул на нее с интересом.

– Какое необычное сравнение. Хотя вы и сама необычная женщина во всех отношениях. Если бы вы были другой, я думаю, мы не оказались бы вместе на этом судне. Я вас кем только ни представлял, но никак не музыкантом.

– Я вас тоже. Но теперь знаю, что вы у себя в замке не одиноки, – сказала Лавина и поняла, что говорить этого не стоило, потому что маркиз тут же повернулся и заиграл другую известную мелодию, на этот раз очень быструю. «Примерно так, – подумала она, – человек может отдаться безумному танцу, чтобы не думать о чем-то потерянном или о том, что невозможно получить».

Какой-то миг она колебалась, но потом, узнав мелодию, заиграла с той же скоростью, чувствуя при этом, что играет хорошо. Маркиз бросил на нее косой взгляд и ускорил темп. Ей удалось не отстать, и так они вместе гремели, пока композиция не подошла к своему триумфальному завершению.

Когда стих последний звук, он посмотрел на нее с довольным видом.

– Исполнение, достойное Альберт-холла, – сказал он. – Быть может, однажды, если мы потеряем все, что имеем, нас возьмут туда давать концерты.

Лавина рассмеялась.

– Спасибо за комплимент.

– Вы его заслуживаете. Вы прекрасно играете, и я могу только предположить, что вас учил очень опытный музыкант.

– Моя мама захотела научить меня играть, чтобы сделать приятное отцу, – объяснила ему Лавина. – Я полюбила музыку с колыбели, услышав первую же ноту.

Помолчав, он согласно кивнул.

– Меня музыка заставляет забывать все плохое. Я как будто переношусь в другой, чистый и неиспорченный мир.

Лавина не сразу нашлась с ответом. Подумав, она сказала:

– Сыграйте свою любимую мелодию, а я подыграю, если знаю ее.

Маркиз повернулся к клавишам и заиграл нежную грустную мелодию, хотя и медленную, но довольно сложную. Несколько минут они самозабвенно играли вдвоем.

Когда стихли звуки музыки, он из-за пианино посмотрел на Лавину так, будто что-то в ней его озадачило.

– Не думал я, что когда-нибудь встречу человека, с которым почувствую такую душевную гармонию и которого музыка уносит в те же сферы, что и меня.

Лавина немного помолчала, размышляя о том, насколько очевиден ответ на это: он слишком много времени проводил один, редко бывал в других домах и не знал, какая там звучит музыка.

Вдруг он словно сообразил, что разговор у них получается слишком доверительным. Лавина буквально почувствовала, как он ушел в себя, словно закрылся за невидимой дверью. Маркиз направился к выходу из каюты, бросив отрывисто:

– Покойной ночи. Надеюсь, вы хорошо выспитесь.

И прежде чем она успела ответить, он вышел и закрыл за собой дверь.

Лавина осталась одна. И в ту же минуту она почувствовала, что яхта тоже остановилась, должно быть, в какой-то тихой бухте, где она будет стоять до утра.

– Покойной ночи, – сказала она в пустоту.

Потом под тихий шелест накатывающих на борт волн, никого не увидев и сама никем не замеченная, девушка прошла в свою каюту.

Джил уже ждала ее. Она помогла ей переодеться в шелковую ночную рубашку и взялась расчесывать ее длинные темные волосы.

– Хорошо провели вечер, ваша светлость? – спросила горничная.

– Да, Джил, спасибо. Сегодня был очень, очень необычный вечер, – ответила Лавина и, пока Джил не успела спросить, что она имеет в виду, быстро добавила: – Ступай к себе. Дальше я сама.

Сидя в одиночестве и медленно проводя расческой по волосам, она думала о совершенном ею сегодня странном открытии.

– Если бы кто-нибудь сказал мне, что он такой, я бы не поверила, – проговорила Лавина. – Я думала, он грубый, бестактный, а у него, оказывается, есть и другая сторона. Сторона, до которой я могу дотянуться и которая тянется ко мне.

Девушка лежала, глядя в темноту и слушая шепот моря. Вскоре она заснула, и во сне ей казалось, что музыка продолжает звучать у нее в сердце и, как всегда говорила мать, в душе.

* * *

На следующий день они высадились в порту Абердина, оттуда отправились на вокзал и сели на поезд до Баллатера.

Несмотря на то что это было небольшое и уединенное местечко, Баллатер мог похвастать довольно оживленным железнодорожным движением, что объяснялось близостью Балморала – шотландского поместья, купленного королевой Викторией и принцем Альбертом двадцать лет назад.

Пока принц был жив, королевская чета каждый год проводила здесь часть лета. После его смерти Виктория приезжала сюда одна.