Нежные признания

По указанию Лавины дворецкий прислал двух слуг, которые вынесли пианино из детской и поставили в коридоре, у двери спальни маркиза.

Девушка тихонько вошла в комнату и подошла к больному. По его наполовину закрытым глазам невозможно было понять, спит он или нет. Она выскользнула в коридор, оставив дверь открытой.

В коридоре Лавина села за пианино и заиграла нежную композицию, ту самую, которую маркиз играл на яхте. Она знала, что мелодия эта много для него значит.

Двадцать минут девушка не вставала из-за инструмента. Потом осторожно заглянула в спальню.

Элсвик лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Дыхание его стало спокойнее. Было непонятно, спал он или просто слушал.

Пока Лавина стояла в дверях, в голове у нее мелькнула мысль, что он успокоился и уже не мучится от боли или жара.

Потом она вернулась к инструменту и снова заиграла одну из мелодий, которые, как догадывалась, много значили для ее любимого мужчины.

Прошло немало времени, прежде чем она снова заглянула в спальню и на цыпочках подошла к кровати.

Глаза маркиза открылись, и едва слышным голосом он произнес:

– Спасибо, моя дорогая.

Лавина так изумилась, что сначала не могла вымолвить ни слова.

Потом он двинул кистью руки, и она вложила свои пальцы в его ладонь.

– Вам лучше? – спросила она. – Очень больно?

Его пальцы сжались крепче.

– Я уже не чувствую боли, потому что слушал, что вы сообщали мне через музыку.

– И что… вы услышали? – спросила она.

– Вы говорили, что вам жаль меня, и еще – что я для вас что-то значу.

– Все волнуются о вас, – только и сумела вымолвить Лавина. – А своих чувств я не могу высказать словами. Могу только сыграть.

– Слушая вас, я почувствовал себя лучше, – признался Элсвик.

Говорил он очень тихо, ненадолго замолкая, но Лавина слышала каждое слово, потому что слушала сердцем.

Ее рука все еще была в его руке, и ей казалось, что каким-то невообразимым образом от нее ему передавалась жизненная сила, которой он лишился.

– Я так боялась за вас, – прошептала она.

– Я, когда услышал музыку, почувствовал, что вы помогаете мне, наполняете меня силой и что я скоро поправлюсь.

– Да, – мягко промолвила Лавина. – Вы должны поправиться. Без вас жить было бы очень грустно.

– Я хочу, чтобы вы оставались со мной и помогали мне, – сказал Элсвик. – Пожалуйста, поиграйте еще для меня. И тогда я окрепну настолько, что скажу вам то, что хочу сказать.

– Скажите сейчас, – попросила она, затаив дыхание.

Однако его глаза уже закрылись.

Лавина забрала руку, но ей показалось, что он отпустил ее неохотно. Потом она вышла в коридор, и снова зазвучали мелодии, в которых она выражала то, что чувствовала, и когда танцевала, и когда скакала на лошади, и когда просто смотрела на солнце.

Теперь она таким образом разговаривала с мужчиной, которого любила, и разговор этот был жизненно важен для них обоих. Для будущего…

«Вы должны поправиться. Полностью выздороветь. Моя любовь больше всяких слов. Рассказать о ней я могу только так: музыкой, которая спустилась с небес и которая не принадлежит этому миру».

Через какое-то время Лавина решила сходить посмотреть, не заснул ли маркиз. Очень тихо войдя в комнату, она увидела, что глаза его закрыты.

Девушка встала рядом с кроватью на колени, тоже закрыла глаза и начала молиться о скорейшем выздоровлении раненого. Открыв глаза, она увидела, что он смотрит на нее.

Маркиз протянул ей руку, она вложила в нее свою и почувствовала, как он крепко сжал ее пальцы.

Потом он тихо спросил:

– Вы молились за меня?

– Всем сердцем, – пылко выдохнула Лавина. – Вы должны выздороветь ради меня.

– Разве вам не все равно, здоров я или нет?

– Конечно, не все равно! – воскликнула она.

– Я думал, вы ненавидите меня.

– Нет, что вы, я бы никогда не смогла вас возненавидеть.

– Дайте слово, что это правда.

– Это правда, клянусь!

Она бы еще что-нибудь сказала, но Элсвик, похоже, опять провалился в сон, и на этот раз лицо его просветлело, как будто тревоги покинули его и он обрел покой.

В комнату на цыпочках вошел отец Лавины и встал у нее за спиной.

– Ступай поспи, милая, – сказал он. – Утром ему станет лучше.

Той ночью она спала без сновидений и проснулась без ощущения гнетущего страха в душе.

– Ему лучше, – первым делом сообщила миссис Банти, не дожидаясь вопроса. – Я уже проверила.

Камеристка питала слабость к маркизу.

– Я должна пойти к нему, – сказала Лавина.

– После того как позавтракаете, – не терпящим возражений тоном произнесла миссис Банти.

Лавина спустилась вниз, где ее тепло встретила вся семья Макьюэнов. В последнее время она ела очень мало, но теперь, когда появилась надежда, настроение у нее стало улучшаться и она вдруг почувствовала голод.

Неожиданно в гостиную вошел дворецкий. Мрачно сведенные брови его указывали на важность того, что он собирался сказать.

– Прибыл посыльный ее величества. Он хочет говорить с лордом Рингвудом.

– Папа! – воскликнула Лавина и прикрыла рукой рот.

– Все хорошо, милая. Наверняка он принес ответ на письмо, которое я отправил ее величеству, как только узнал, что натворил принц Станислав.

– Что ты ей написал?

– Я отказался от места при дворе и написал почему.