Читаем Нежный бар. История взросления, преодоления и любви полностью

Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Он не стал развивать эту тему. Вместо нее мы поговорили о новой работе Питера на Уолл-стрит, которую он получил через одного клиента из «Публиканов». Я был рад за него, но все же печалился, что мой любимый бармен теперь работает реже. Он продавал акции на полный день и обслуживал клиентов в баре по вечерам в субботу, чтобы подкопить деньжат для семьи. Растущей семьи. Его жена, сказал он, беременна.

– Да, – застенчиво признался Питер, – так уж получилось.

– То есть ты будешь отцом? – воскликнул я. – Поздравляю!

Я угостил его выпивкой.

– Так ты пишешь про наш бар? – спросил он, указывая на мою папку. – Можно?

Я согласился – в обмен на скотч.

– «Мотыльки и шелковые трусики»? – удивился Питер. – Название интригующее.

– Это Кольт мне его подсказал.

– Кольт ходит в шелковых трусах?

– Да нет же! Господи боже! Откуда я знаю?

Я смотрел, как Питер читает, подмечая каждую гримасу на его лице, каждое движение брови. Закончив, он передал мне страницы и оперся о барную стойку. Поморщился. Лицо у него стало еще грустней, чем обычно.

– Очень плохо, – сказал он. – Но что-то в этом есть.

Я сказал Питеру, что идеи и темы кружатся у меня в голове, как ароматы от гриля Луи – у меня в квартире, неуловимые и неотступные. Сказал, что уже готов сдаться.

– Это будет ошибкой, – ответил он.

– Почему?

Я давал ему возможность сказать, что у меня талант. Но Питер этого не сделал. Он ответил просто:

– Потому что сдаться – всегда ошибка.

– Что у вас тут? – поинтересовался дядя Чарли.

– Ты знал, что твой племянник пишет про «Публиканы»? – спросил Питер.

– Я думал, то, что здесь говорят, должно оставаться в тайне, – буркнул дядя Чарли. Вроде бы в шутку.

– Парнишка – обычный графоман, – вставил Кольт. – Наверняка все дело в «ворди-горди».

– Дай-ка сюда, – сказал дядя Чарли.

– Ага, давай посмотрим, – поддержал его Боб-Коп.

Питер отдал дяде Чарли мои страницы, и дядя Чарли, закончив читать, передавал их по одной Бобу-Копу, а тот Спортсмену, и так далее.

– У меня не хватает шестой, – жаловался Спортсмен.

– У кого девятая? – вопрошал дядя Чарли.

– У меня, – отвечал Питер. – Не гони лошадей.

Глядя, как вся эта бригада вчитывается в мой текст, передавая его по бару, я принял важное решение. Парни из «Публиканов» станут моими редакторами. Если редакторы в «Таймс» пытаются меня «приземлить», я лучше обращусь к бару. Каждый субботний вечер я буду передавать свежие тексты Питеру и остальным. Это будет мой срок сдачи. Моя собственная обучающая программа.

Это решение ознаменовало перемену в наших отношениях с баром и придало им новое звучание. Мы и раньше шли в «Публиканы» поделиться своими историями, обменяться ими, передать дальше свой опыт, так что просыпались по утрам с ощущением, что воевали в Наме, или крюком вылавливали в гавани «поплавков», или задолжали мафии сотню штук. Но теперь мы обменивались моими версиями историй, и их стиль – трюки, уловки и развязки – стал главной темой для разговоров в баре тем летом. Мужчины оказались придирчивыми читателями и требовали, чтобы их развлекали. Они хотели острых словечек и поворотов сюжета, достаточно простых, чтобы их можно было воспринимать сквозь пьяный морок – бесценная тренировка для начинающего писателя. О правилах правописания они знали меньше, чем редакторы в «Таймс», зато не попрекали меня за пропущенные запятые и ошибки в орфографии.

– Бар словно «форд в пустыне»? – спрашивал Спортсмен, указывая на одну из страниц.

– Почему это он как форд?

– Там опечатка, – объяснял я. – На самом деле, «форт». Ну, крепость в пустыне.

– А мне нравится форд. Форд в пустыне. Подумай над этим!

Я поглядел ему через плечо и взвесил его предложение.

– А это что? Загадать жевание?

– Там должно быть желание.

– Слушай, ты совсем не умеешь печатать! А вообще, это же так банально!

На обучающей программе в «Публиканах» к ошибкам относились совсем не так, как на обучающей программе в «Таймс». Разница открылась мне в полной мере, когда я неверно использовал слово «рисовка» в заметке для газеты. Редактор едва не стер меня в порошок. Тем же вечером я рассказал дядя Чарли и Питеру, как туго мне пришлось.

– А что все-таки значит «рисовка»? – спросил дядя Чарли.

– Я и сам не уверен, – ответил я.

Он выложил «Книгу слов» на барную стойку.

– Посмотри.

Дядя Чарли удалился обсудить что-то с Быстрым Эдди. Я пролистнул страницы до слова «рисовка». Определение звучало так: «Напускная элегантность манер». Кто-то обвел его кружком и подписал красными буквами «Как у Чэса». Я показал Питеру. Он рассмеялся. Когда дядя Чарли вернулся, я показал и ему.

– Ну надо же, – только и заметил он.

– Ты что, никогда не видел эту страницу раньше? – спросил я.

– И не знал, что кто-то обвел определение и подписал твое имя? – спросил Питер.

– Не-а. – Дядя Чарли зачитал определение вслух. – Но ведь подходит, правда?