– Не понимаю! Вчера, у дверей, когда я произнес по буквам К-е-л-л-и, вы сказали «да».
– Я сказал «да», имея в виду, что именно так, неправильно, ее написали в других газетах.
– Ох!
Сердце у меня колотилось так громко, что я боялся, как бы он его не услышал. Мне казалось, что с моим сердцем что-то творится, когда Боб-Коп возил меня в больницу, но сейчас оно билось о грудную клетку, будто собиралось вырваться наружу.
– Простите ради бога, – сказал я. – Мне ужасно жаль. Я не понял, что вы имели в виду.
– Ничего страшного. Но вы уж постарайтесь опубликовать исправление.
– Да. Исправление. Конечно. Я переговорю с редактором. До свидания, мистер Келли.
Я пошел в туалет и выкурил четыре сигареты. Потом сорвал со стены диспенсер с бумажными полотенцами, заехал ногой по металлической урне и лупил кулаком по двери одной из кабинок, пока не размозжил себе костяшки пальцев. Дальше я закрылся в кабинке и попытался решить, что делать дальше. Можно пойти в бар через дорогу и закинуть в себя полдюжины стопок скотча. Но на это у меня еще будет время вечером, в «Публиканах». Можно промолчать в надежде, что редакторы ничего не узнают. Но я пообещал сыну покойного. Стивену-младшему.
Идя назад в новостной отдел, я столкнулся с воскресным редактором и проводил его до стола. Он положил ладонь мне на плечо и спросил других сотрудников, шедших рядом:
– Как вам этот Мёрингер, а?
Он произнес мое имя так мелодично, что оно почти мне понравилось.
– Отличная работа, – ответил один.
– Молодец.
– Видел, что другие издания тоже пытаются писать на эту тему? – спросил меня воскресный редактор.
– Только ничего у них не выйдет. Они не встречались с семьей. Да еще и фамилию указывают неверно. У них написано «К-е-л-л-е-й».
Он усмехнулся.
– Вообще-то, – сказал я, – я только что говорил с семьей по телефону.
Голос у меня дрогнул.
– Их фамилия как раз и пишется «К-е-л-л-е-й».
Редактор вытаращился на меня. Я продолжал.
– Вчера сын мне сказал, что в газетах – включая нашу – их фамилию пишут неверно. На первом брифинге по перестрелке мы записали ее как К-е-л-л-и. Поэтому я сказал сыну: К-е-л-л-и, так? Имея в виду, ну, понимаете «так надо писать вашу фамилию, правильно?». А он ответил «да», имея в виду «да, вот так, с ошибкой ее и напечатали». В общем, вышла путаница.
Редактор взял карандаш, размахнулся им над столом и швырнул на пол. Похоже, точно так же ему хотелось поступить со мной. Глаза его кричали,
– Придется публиковать исправление, – негромко произнес он.
– Хорошо.
– Я напишу его сам и отправлю тебе. Просмотри и скажи, все ли верно.
Я вернулся к своему столу и стал ждать нового задания, которое так и не поступило. Поступило только исправление. «Подпись под фотографией и статья в субботнем номере о перестрелке, закончившейся гибелью жителя Бруклина на парковке возле дома, содержат фамилию, указанную неправильно. Покойного звали Стивен Келлей.
Позднее, сидя в «Публиканах» впервые за двадцать семь дней, я рассказал дяде Чарли, что наделал. Он стукнул бутылкой по стойке бара.
– Как такое могло произойти? – последовал вопрос.
Я не был уверен, злится он или просто разочарован.
Мне хотелось позвонить маме, но телефон был занят, и к нему стояла очередь, не замечавшая, что парень в будке давно отключился. Ну и ладно. Каких-то пару часов назад я представлял себе триумфальный звонок, в котором велю маме начинать выбирать учебные курсы, потому что она отправляется в Университет штата Аризона. Мне требовалось время привыкнуть к новой реальности.
Я был уже совершенно пьян, когда Боб-Коп ввалился в двери.
– Мне случалось вылавливать из гавани утопленников, которые выглядели лучше тебя, – заметил он.
Я рассказал ему, что случилось.
– Как такое могло произойти? – спросил он.
– Сам не знаю.
Он вздохнул.
– Да и ладно. Забудь об этом. Ты же не нарочно. Именно за этим и крепят ластики к карандашам.
– Ты не понимаешь, – разгневанно воскликнул я. – Бедные сыновья! Сначала какой-то бывший коп застрелил их отца, а потом явился я со своим дурацким блокнотом и сделал только хуже. Главное, этого не исправить. Отпечатаны миллионы экземпляров. Они уже продаются, повсюду – миллионы свидетельств моей некомпетентности. И даже когда тираж будет распродан, ошибка никуда не денется. Останется на микрофильмах. В базах данных. Я допустил ошибку не в какой-нибудь «Пчеле Сакраменто». А в государственной газете. Из-за моей глупости придется публиковать исправление. А самое худшее, что я ошибся не с возрастом погибшего или с цветом кожи. А с именем. Я, который должен бы знать, как важно писать имя правильно!