Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

– Это слишком дорого, поэтому мы записываем кассеты и отправляем друг другу.

– О! Ей точно очень одиноко.

Я не стану волноваться о том, чего не произойдет.

Вернулся дядя Чарли.

– Ну и что ты решил? – спросил его Джоуи Ди.

– Поставил на «Метс», против десяти, – ответил он. – Пацан говорил так, будто у него предчувствие.

Джоуи Ди уставился на меня глазами, расширившимися, словно блюдца.

– Что означает «против десяти»? – спросил я.

– В зависимости от букмекера, – объяснил дядя Чарли. – Иногда по десятке за доллар, иногда по сотне. Сечешь?

– Секу.

Дядя Чарли посмотрел на Томми и спросил, все ли «улажено».

– Не беспокойся, – ответил Томми, вставая и подтягивая штаны. – Пошли со мной, пацан.

Я вскочил со своего места.

– И не забудь, – напутствовал Томми дядя Чарли, – его кумир – Сивер.

– Чэс, я же говорил, Сивер задирает нос.

– Томми, – сказал дядя Чарли.

– Чэс, – сказал Томми, хмурясь.

– Томми.

– Чэс.

– Томми.

– Чэс!

– Это его кумир, Томми.

– Это моя задница, Чэс.

– Все равно попробуй.

Томми нахмурился так, как ни разу до того, а потом сделал мне знак следовать за ним. Мы спустились по проходу, поднялись на лифте, миновали воротца и перескочили несколько ступенек. Полицейский провел нас через металлические двери в темный туннель, похожий на канализационную трубу. Вдалеке я увидел пятнышко света, которое становилось больше по мере того, как мы продвигались вперед. Томми велел мне держаться возле него, что бы ни произошло – его голос эхом отдавался от стен. И вот, словно через портал, мы шагнули на яркий свет – в раздевалку нью-йоркских «Метс». Их голубая форма слепила глаза, а оранжевые цифры на ней жгли, словно огонь. Они казались нереальными. Не могли быть реальными. Нет, это что-то вроде механических манекенов ковбоев в Роухайде.

– Уилли Мейс, – сказал Томми, толкая меня вперед. – Поздоровайся со Здоровяком.

Он поднял мяч, лежавший на полу, и протянул его мне. Я сделал шаг к Мэйсу и передал ему мяч. Тот поставил на нем автограф.

– Видел бы ты его «Кадиллак», – сказал Томми, когда мы отошли. – Ярко-розовый. Крутая тачка.

– Как у дяди Чарли?

Томми фыркнул.

– Да уж. В точности.

Он подвел меня к Баду Харрельсону, и Джону Мэтлоку, и Джерри Кузману, которые стояли рядком, опираясь на биты, словно на ирландские трости. Я едва не рассказал Кузману про Правило Дяди Чарли, но Томми вовремя меня перехватил, чтобы представить комментатору «Метс», Бобу Мерфи, который щеголял в спортивной куртке, напоминавшей один из бабушкиных халатов. Мерфи посмеялся вместе с Томми над какой-то их недавней поездкой по барам. Его голос, который я часто слышал по радио, казался мне знакомым, словно голос отца, и от этого я сразу почувствовал близость к этому человеку.

Томми усадил меня на скамью и велел вести себя тихо, он скоро вернется. Я пристроился на краешек, рядом с какими-то игроками. Поздоровался, но они не отвечали. Я сказал, мне можно находиться здесь, потому что приятель моего дяди – начальник охраны. Те снова ничего не ответили. Тут вернулся Томми и присел рядом со мной. Я сказал, игроки на меня злятся.

– Эти? – спросил он. – Они из Пуэрто-Рико. Но хабла инглес, пацан. Теперь слушай. Я искал везде. На земле и на небе. Кто-то вроде видел, как Сивер гонял тут мух, но сейчас его нигде нет. Поэтому на сегодня мы это оставим, ладно? Я покажу тебе раздевалку «Джетс», а потом отведу назад.

Мы прошли с ним по коридору в другую раздевалку, где пахло, как в «Диккенсе» – ментолом, тоником для волос и брютом, – и когда я искал шкафчик Намата, Томми вдруг вцепился мне в плечо. Я поднял глаза.

– Хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал он, мотнув головой в сторону двери. Я обернулся.

Сивер.

– Что это у тебя? – спросил Сивер.

– Мяч.

Он взял его. Томми подтолкнул меня к Сиверу ближе. Я смотрел, как ходят взад-вперед бугры мышц на его массивной руке, оказавшейся на уровне моих глаз, пока он водил ручкой по мячу. Я разглядывал номер «41» у него на груди, сразу над моей головой. Когда он протянул мяч мне назад, я попытался поглядеть на него, но не смог.

– Спасибо, – пробормотал я, уставившись в землю.

Он пошел прочь, на поле, по туннелю.

– Я такой идиот, – сказал я Томми. – Даже не посмотрел на него.

– Ну что ты говоришь! Ты был очень вежлив. Прямо джентльмен. Я очень горд тем, что представил тебя ему.

По дороге назад на трибуну я держал мяч перед собой, словно птичье яйцо.

– Ну? – спросил дядя Чарли.

– Миссия выполнена, – отчитался Томми.

В их взглядах, устремленных друг на друга, читалось взаимное восхищение.

Джоуи Ди изучил мой мяч, стараясь браться за швы. Мне хотелось обнять его за то, что он так осторожен, в отличие от Пат, которая вертела его и охлопывала, словно снежок.

– Кто такой Джейсон Гори? – спросила она, рассматривая автографы.

– Это Джерри Рут. Любимый кэтчер Тома Сивера.

– А Ванда Маркс?

– Это Уилли Мейс.

– Он до сих пор играет? Я думала, Мейс ушел.

– Он и ушел. Мейс теперь тренер. И ездит на розовом «Кадиллаке».

– Прямо не Уилли Мейс, а Мэри Кей!