Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Один из них протянул мне рюмку и велел пить. Я выпил. Горло обожгло. Другой протянул вторую. Я выпил, быстрее. Горло обожгло сильней. Тут моряки утратили ко мне интерес и снова стали заигрывать с Шерил. Она закурила сигарету. Я смотрел, как она подержала первый клуб дыма во рту, не смыкая губ, словно ватный шарик, прежде чем затянуться, и тут мне пришла в голову мысль. Сигареты! Ну конечно! Расслабленным жестом я прикурил одну из ее сигарет, словно в двадцатый раз за день, а не впервые в жизни. Сделал затяжку. Ничего. Я поглядел на сигарету и скривился. Что, это все? Сделал еще затяжку. Поглубже. Дым ударил мне в грудину коротким резким хуком. За первоначальным приливом эйфории последовала паника, потом тошнота, потом классические симптомы лихорадки. Обильный пот. Дрожь. Спутанность сознания. Я поднимался над моряками к потолку. При виде их частично обритых голов меня пронзило осознание: свежий воздух! Сейчас же! Свежийвоздухсейчасже.

Словно чудище Франкенштейна, я побрел к задней двери. Она открылась не сразу, пришлось толкнуть. Дверь поддалась, и я выпал в узкий проулок. Кирпичная стена. Я прижался к ней спиной. О, стена! Такая крепкая! Держи меня, стена. Я соскользнул на землю. Сел, опираясь на стену, запрокинул голову и постарался дышать. Воздух был освежающий. Как водопад. Довольно долго я сидел с запрокинутой головой, пока не понял, что устроился прямо под трубой, из которой течет какая-то зеленоватая жидкость. Я перекатился на бок. От светофоров нефтяная пленка на лужах переливалась разными цветами. Я не знал, сколько времени наблюдаю за ней – час? пять минут? – но когда набрался наконец сил, чтобы подняться и вернулся в бар, Шерил была очень недовольна.

– Я тебя обыскалась, – заявила она.

– В проулке.

– Выглядишь ты неважно.

– И чувствую себя тоже. Где твоя бравая команда?

– Ретировалась, поняв, что я не Иводзима.

По пути назад в Манхассет я впервые заметил, что Шерил отвратительный водитель. Она разгонялась и замедлялась, перестраивалась из ряда в ряд, а на красном била по тормозам. Пока мы добрались до дома, меня успело укачать. Не дожидаясь, пока Шерил остановится на подъездной дорожке, я выпрыгнул из машины, кинулся в дверь, и в ванной меня стошнило. Рухнув на кровать, я изо всех сил прижался к матрасу, который медленно пухнул, словно суфле в духовке. Шерил вошла и каким-то образом присела на край, хотя матрас был уже футах в десяти от земли. Она сказала, что я перебужу весь дом. Перестань стонать, повторяла она. Оказывается, я стонал.

– Ну что, поздравляю, – сказала Шерил – или попыталась сказать. Это прозвучало как «паз-дар-вля-ю!».

– Ты проник в «Публиканы». Тебя оттуда выгнали. Напился с м’тросами. Выкурил первую сигарету. Я т’бой горжусь. Очень г’ржусь.

– Ты кто, дьявол?

Она вышла из комнаты.

– Эй! – позвал я. – Почему ты порвала с Джеддом?

Если Шерил и ответила, я ничего не слышал.

Где-то в доме играло радио. Каунт Бэйси, «Прыжок в час ночи». Красивая мелодия, подумал я. Потом от ритма ударных меня снова начало тошнить. Смогу ли я когда-нибудь опять слушать музыку? Я попытался заснуть, но слова и мысли так и кружились у меня в голове. Озарения всплывали одно за другим, и мне хотелось их все записать. Однако я не мог подняться с кровати, потому что матрас продолжал распухать. Сколько еще он сможет расти, пока меня не прижмет к потолку? Я чувствовал себя, как машина на подъемнике. Распластавшись на животе, свесив голову с края постели, я старался запомнить все свои озарения. Потом подумал: моя мама – печатное слово, отец – устное, а Шерил – пьяное. Дальше наступила темнота.

Утром я проснулся от кошмара: моряки осаждали дедов дом и пытались шевронами со своих рукавов починить двухсотлетний диван. Я долго стоял под горячим душем, а потом уселся на крыльце с чашкой черного кофе. Дядя Чарли вышел из дому и многозначительно на меня посмотрел. Я весь подобрался, но тут он заметил мои красные глаза и, видимо, решил, что я и так достаточно наказан. Он покачал головой и окинул взглядом верхушки деревьев.

– Теперь я могу возить нас домой из баров в Рослине, – сказал я Шерил, показывая свои новенькие водительские права, которые переслала мама. Мы сидели в утреннем поезде, был конец августа, и Шерил поднесла права к окну, чтобы лучше рассмотреть. Прочла вслух:

– Рост пять футов десять дюймов. Вес сто сорок фунтов[21]. Волосы каштановые. Глаза карие.

Она засмеялась.

– Хорошее фото! Ты выглядишь так, словно тебе двенадцать. Нет. Меньше. Одиннадцать. Что мама еще говорит в письме?

Я прочел: «Прилагаю страховой полис, потому что, дорогой, если попадешь в аварию, обязательно надо иметь страховку». Смущенный, я опустил глаза и пробормотал:

– Мама всегда чересчур волнуется.

В том же письме мама сообщала, что получила новую работу в страховой компании и ей там очень нравится. «Нагрузка на работе не такая большая, и я меньше устаю, – писала она. – Думаю, ты заметишь во мне перемены, когда вернешься домой, потому что, хоть я и прихожу усталая, все-таки еще могу после работы что-то делать».