Я застыл на месте. Кто, кроме моего отца и матери, знает мое секретное имя? Я обернулся и увидел Стива – руки скрещены на груди, лицо нахмурено, как на знаменитой фотографии Сидящего Быка.
– Что тут происходит? Ты пьешь? В моем баре?
– Мне восемнадцать, шеф!
– С каких это пор?
– Уже пять дней как.
Я протянул ему права. Он внимательно их рассмотрел, а потом улыбнулся фирменной улыбкой чеширского кота, живо запечатлевшейся в моей памяти с детских времен.
– Боже, какой я старый! – сказал он. – Добро пожаловать в «Публиканы»!
Стив улыбнулся еще шире. Я улыбнулся тоже и продолжал улыбаться до тех пор, пока у меня не свело скулы. Никто из нас ничего не говорил. Я потер ладонь о ладонь, думая, что же сказать – какую-нибудь традиционную шутку насчет первой легальной выпивки в баре. Мне хотелось найти правильные слова, чтобы показать, что я достоин Стива. И его улыбки.
Дядя Чарли подошел к нам.
– Джуниор теперь мужчина, – сказал ему Стив. – Помню, он был во-о-от такого роста, когда пришел сюда в первый раз.
Он помахал рукой где-то на уровне талии.
– Время летит, как чертова крылатая колесница, – откликнулся дядя Чарли.
– Выпивку Джуниору за мой счет.
– Племянник, тебя угощает шеф, – сказал дядя Чарли.
Стив сильно шлепнул меня между лопаток, словно я подавился сухарем, и отошел. Я окинул взглядом дядю Чарли, Джоуи Ди, Спортсмена и остальных мужчин, молясь про себя, чтобы никто не услышал, как Стив назвал меня Джуниор. Если и было что-то более постоянное, чем твой выбор коктейля в «Публиканах», так это кличка, которую давал тебе Стив – а она могла оказаться весьма жестокой. Не всем так повезло, как Джоуи Ди, которого Стив прозвал по имени солиста своей любимой группы, Джоуи Ди и «Старлайтерс». Ни-Капли-Мимо ненавидел свое прозвище. Сажа предпочел бы, чтобы его называли как-нибудь по-другому. Но что поделать! Сажа совершил ошибку, когда пришел как-то в «Публиканов» сразу после смены в гараже, где работал механиком. Стив, увидев его, закричал: «Отмойте-ка Сажу!» – и беднягу с тех пор называли только так. Эдди-Полицейский не возражал против своей клички, пока не выехал на встречную полосу и его не парализовало от пояса до пяток. С тех пор он стал Эдди-В-Кресле. В «Публиканах» ты был тем, кем назвал тебя Стив, и боже, помилуй тех, кто осмеливался жаловаться. Один несчастный умолял, чтобы парни в баре перестали называть его Спидом, потому что боялся, как бы кто не связал его с торговлей наркотиками. Поэтому его переименовали в Боба «Не зови меня Спид» и повторяли эту кличку при каждой возможности.
Убедившись, что Стива никто не слышал – клиенты уже болтали о чем-то другом, – я немного расслабился, опираясь о стойку. Дядя Чарли освежил мой мартини. Я допил его. Он снова освежил. Потом сделал комплимент моему метаболизму. Крепко стоишь на ногах, сказал он. Наверняка это семейное. Я прикончил то, что оставалось в моем бокале, но, прежде чем я опустил его на стойку, бокал снова оказался полон. Бокалы в «Публиканах» наполнялись как по волшебству, и сам бар тоже. Если пятеро выходило, десять заходило на их место.
Твоюжмать пришел поздравить меня с возвращением – по крайней мере, так мне показалось.
– Спомню, ты хлопукнул мне спо пине кразок, – сказал он, игриво подтолкнув меня локтем. – Помнишь, я выжнал тебе пипи шарбой? А твой дядя сказал, нажмать тебе попу-хлопу, раз ты такой нюня-муня.
– Это точно, Твоюжмать, – воскликнул я.
После третьего мартини я положил на стойку двадцатку, заплатить за следующий. Дядя Чарли подтолкнул купюру обратно ко мне.
– За счет заведения, – сказал он.
– Но…
– Племянники барменов пьют бесплатно. Всегда. Сечешь?
– Секу. Спасибо.
– Кстати о деньгах.
Он вытащил из кармана скрутку купюр, выдернул из нее пять двадцаток и положил поверх моей.
– С днем рождения! Купи своим достославным однокурсникам хорошего виски. Ты же не против, что я говорю «достославным», правда?
Я протянул руку за деньгами. Дядя Чарли ее оттолкнул. Ответ неверный, сказал он. Потом обвел глазами бар. Я проследил за его взглядом: перед каждым мужчиной и каждой женщиной на стойке лежала стопка купюр. Когда приходишь в заведение, объяснил дядя Чарли, выложи деньги – все, что есть, – перед собой, и бармен сам будет брать, сколько нужно, весь вечер. Даже если бармен – твой дядя и никогда не берет у тебя деньги.
– Это традиция, – сказал он. – Протокол.