Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

К полуночи в бар набилось не меньше сотни человек, теснившихся, словно кирпичи в кладке. Из кухни вышел Вонючка – крупный, хоть и невысокий мужчина с ярко-оранжевыми волосами и такими же оранжевыми усами, подкрученными на концах. Он выглядел как жонглер гирями со старинной деревенской ярмарки. Дядя Чарли сказал, что на кухне Вонючка – настоящий художник и делает со стейками то же, что Пикассо – с камнем. Пришел парень по кличке Быстрый Эдди, и я сказал ему, что слышу его прозвище уже лет сто. Он был знаменитым парашютистом, и мальчишкой я подслушал, как он клянется когда-нибудь приземлиться точнехонько посреди дедова двора – то было условие пари, которое он проиграл дяде Чарли. Несколько недель в Манхассете только об этом и говорили, а я неусыпно дежурил на заднем крыльце, дожидаясь, когда Быстрый Эдди мелькнет среди верхушек деревьев. Я заметил, что и на барный стул он сейчас приземлился так, словно летел с высоты трех тысяч футов. Ему, казалось, польстило, что я его знаю, и он спросил дядю Чарли, можно ли меня угостить.

– Джей Ар, – сказал дядя Чарли, – тебя угощает Быстрый Эдди.

Быстрый Эдди сидел возле Спортсмена, который вроде бы был его лучшим другом – и одновременно соперником. Я знал, что уже несколько десятилетий они соревнуются – в боулинге, бридже, бильярде, теннисе, гольфе и особенно обманном покере, который, как мне объяснили, представляет собой нечто вроде «фараона» для взрослых и играется серийными номерами на купюрах. Спортсмен якобы вел в их первенстве благодаря своей невозмутимости. Железные нервы, сказал Быстрый Эдди с явной теплотой. Спортсмен не станет волноваться, даже поставив все на последнюю карту, добавил Быстрый Эдди, потому что, когда ты держал врага на прицеле своего М-60, остальное для тебя пара пустяков.

– Спортсмен? – переспросил я. – Был на войне?

– Ага.

Быстрый Эдди кивнул.

Спортсмен казался слишком жизнерадостным и дружелюбным для человека, побывавшего на войне. При первой же возможности я пересел поближе к нему.

– Вы не против, если я спрошу? Сколько вы были в армии?

– Один год, семь месяцев и пять дней.

– А сколько во Вьетнаме?

– Одиннадцать месяцев и двенадцать дней.

Он отпил свое пиво и уставился на гениталии, изображенные на стеклянных панелях работы Бешеной Джейн за баром. Он словно смотрел сквозь стекло – прямо в Юго-Восточную Азию. Противней всего, сказал он, было постоянно ходить мокрым, потому что они маршировали через болота.

– Никогда не удавалось просохнуть. А еще там была слоновья трава – здоровые такие листья, которые режут, как бритва. И вот ты ходишь все время мокрый да еще на коже у тебя сплошь порезы.

Стоило Спортсмену заговорить про Вьетнам, как другие голоса в баре стихли. У меня появилось ощущение, будто все разошлись по домам и в баре погас свет – за исключением одной-единственной лампы у Спортсмена над головой. Он сказал,    что его служба в Наме началась с ожидания – неделя за неделей. Он провел в стране полгода, преимущественно в дельте Меконга, и ничего не происходило, поэтому он позволил себе расслабиться. Может, все будет не так и плохо, подумал он. А потом, в окрестностях Ку-Чи, его подразделение вышло на открытую местность, и мир вокруг взлетел на воздух. Засада, подумали он. Но это были мины. Спортсмена ранило в шею и пальцы. Просто царапины, поспешно добавил он, смутившись, потому что девять из пятнадцати парней, шедших с ним, погибли.

– Вертолеты не могли прилететь нам на выручку, – сказал он. – Из-за дыма.

Когда дым развеялся и вертолеты прилетели, Спортсмен помогал грузить в них раненых. Один солдат все просил его вернуться и принести его ноги. Пожалуйста, повторял он, мои ноги, мои ноги. Спортсмен нырнул в слоновью траву и отыскал ноги того солдата, в ботинках, полных крови. Он успел передать их, прежде чем вертолет оторвался от земли.

– Никсон вернул меня домой, – сказал Спортсмен. – Твой дядя Чарли терпеть не может Никсона из-за той заварухи с Уотергейтом, но Никсон обещал вернуть меня домой к Рождеству и сдержал свое обещание.

Обещания играли для Спортсмена важную роль, видел я. Я пообещал себе никогда не нарушать обещаний, данных Спортсмену.

За несколько часов до вылета домой, сказал Спортсмен, он наткнулся на заминированную проволоку. Раздался щелчок, что-то сомкнулось у него на голени, и он зажмурил глаза, готовый взглянуть Богу в лицо. Но мину установили неправильно. После пресловутого щелчка ничего не произошло. Ужас, а потом облегчение.

– В любом случае, – продолжал он, – возвращаясь домой, я мечтал о двух вещах. Всего о двух. Сэндвиче с тунцом и стакане холодного пива на Плэндом-роуд. Я чувствовал их вкус. И тут на тебе – у таксистов забастовка. Я схожу с самолета, прямиком из ада, и не могу добраться домой из чертового Ла-Гуардиа.

Мы оба рассмеялись.