Нежный человек

В ее воображении всплывали неожиданно прекрасные картины. Мария чувствовала, видела и понимала свое счастье, но не могла быть счастливой. Эта раздвоенность тревожила ее и всячески удерживала от необдуманных поступков, порождая острое чувство тоски по несбывшемуся. Что это за несбывшееся, Мария тоже, пожалуй, не знала.

– Завтра оденься получше, – сказала Мария, оглядывая Коровкина. – Пойдем к моей подруге.

– На смотрины?

– Замуж выходит. За посла. Я думаю, есть о чем подумать, чтобы не осрамиться. Алеша… Алеша… Мне, Алеша, в тебе не нравится что-то, а вот чего, не пойму.

– Голова? – спрашивал наивно Коровкин, разочарованный признанием Марии.

– Голова-то у тебя… Ты, Алеша, живешь-то, Алеша, жизнью нереальной, выдуманной.

– Ноги? – спросил Коровкин, показывая свои руки и изображая себя бывалым человеком.

– Да нет.

– Может, желудок, Машенька, не нравится или почки?

– Тебе все смеяться, – отвечала сердито Мария.

– А давай поженимся, Машенька! – предложил Коровкин, правда уже не в первый раз, и взял ее за руку.

***

В тот вечер Коровкин пришел заблаговременно. Одетый в новый костюм, при галстуке, в белой сорочке, которую ему с превеликим трудом отстирала Мария, в полуботинках, он выглядел, как присяжный в американском фильме, только что заседавший в суде по делу о тяжком преступлении. От него разило одеколоном «Русский лес». Этому последнему штриху в своем туалете Коровкин придавал немаловажное значение, надеясь обрести в глазах иностранца некую загадочность и таинственность.

– От тебя, как от парфюмерной фабрики, – засмеялась Мария, отмечая про себя, что одет Коровкин тщательнее обычного.

***

В квартире Топорковой повернуться негде от многочисленных вещей. Мишель, стараясь сделать своей будущей жене приятное, буквально завалил нужными и ненужными вещами прихожую, комнату, кухню, балкон; свертки лежали на полу, в туалете, ванной. Кругом громоздились рулоны дорогих индийских ковров ручной работы, пальто, халаты, платья, импортные косынки пачками лежали на диване. Казалось, Мишель только тем и занимался, что ездил по магазинам и скупал вещи. В ванной на полу кучами лежало английское мыло, шампунь в посудине диковинной формы. Когда он успевал все покупать и привозить, в то же время исполняя важные дела своей страны, трудно было сказать, но одно становилось совершенно очевидным: Мишель любил вещи дорогие и был одержим страстью приобретать, а Топоркова умело разжигала в нем эту страсть. Часто приезжали со свертками на такси какие-то молчаливые люди с значительными лицами. Они спрашивали фамилию Топорковой, выгружали новые вещи и уезжали. В одной коробке Топоркова обнаружила дорогую норковую шубу, а в другой – каракулевую. Каракулевая ей не понравилась, но она знала, что шуба стоит баснословные деньги.

Неожиданно Топоркова сделала то, что не позволяла раньше, – наняла домработницу, которая, как казалось Аленке, должна увенчать ее триумф. Варить домработница не умела, но потребовала немалую сумму денег за работу. Такой неслыханной дерзости Аленка не смогла стерпеть и прогнала домработницу.

Когда Мария и Коровкин пришли, Топоркова сидела среди вещей утомленная, жалкая.

– Как себя чувствуешь? – спросила Мария, оглядывая заставленную вещами квартиру. – Ой, Алена, совсем не меняешься.

– Да жива. Знаешь, управляюсь с трудом, тяжело стало поворачиваться, а он на работе, у них, знаешь, режим не как у нас. У них опаздывать нельзя, – отвечала Топоркова, откровенно рассматривая Коровкина и соображая: «За что же Мария его расхваливала?»

– В такой маленькой халупе столько несообразно много вещей, – сказал неожиданно Коровкин, как бы в ответ на мысли Топорковой. Говорил мастер заносчиво, глядя на вещи, Аленку и только что пришедшего Мишеля.

– О да! – произнес неизменное свое восклицание Мишель, только вот в глазах у него не было прежней радости. Коровкин тайно следил за иностранцем, отмечая, что Мишель одет, конечно, элегантно: коричневый пиджак из мягкой кожи, белая вязаная сорочка, брюки, ах брюки – прямо умопомрачение, как говорят, а не брюки. И все это на нем пригнано отлично, просто и естественно. Вежливое восклицание понравилось Коровкину. Сели пить чай с тортом, который принес посол. Коровкин немного разнервничался в ожидании своего часа, чтобы задать вопрос непосредственно послу относительно международного положения.

– Как вы относитесь к историческому аспекту в возможности последствий войны? – выждал момент и сделал пробный ход Коровкин вежливым, невероятно мягким голосом, от которого у него даже в носу засвербило.

– Мы относимся неважно, – отвечал Мишель, суетливо принимаясь за торт.

– Так. Ясненько. А дальше?