Нежный плен

Девушка, ошарашенная его словами, сначала подумала, что брат сошел с ума. Но когда её взгляд встретился со взором Гая, её пронзило осознание, что Эрик, находящийся в своем уме, вступил в сговор с воином Леонардо.

- Я не хочу этого, - сказала Годива, пятясь назад и натыкаясь спиной на холодную каменную стену.

- О, госпожа, ваше мнение теперь необязательно для меня, - Гай приблизился к ней, накидывая на голову красавицы мешок.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Если тебе сопутствует удача в битвах, не стоит думать, что так будет всегда. Именно в этом, в очередной раз убедился Леонардо, когда вражеская стрела пробила ему предплечье, парализуя воину правую руку. От неожиданности, нормандский лев даже не сразу понял, что случилось – лишь когда кровь засочилась из раны и боль стала расползаться, до Леонардо дошло – он получил ранение. Отломив край стрелы – ровно столько, чтобы она не мешала ему и одновременно не составляла труда достать её, воин, переложив меч в левую руку, продолжил бой.

Его люди, заметив рану предводителя, на долю секунды, испытали смятение, но когда Леонардо свирепо разрубил очередного врага, воины, воспрянув духом, еще агрессивнее начали атаковать неприятеля, оттесняя отряд мародеров все дальше и дальше – до тех пор, пока позади них не оказался крутой овраг, и идти дальше было уже некуда.

Не без удовольствия Леонардо заметил на вражеских лицах чувство безысходности. Губы нормандского льва изогнулись в циничной улыбке. Сердце его не дрогнуло, когда он приказал своим воинам:

- Добейте их всех, а после – скиньте тела вниз, на угощение воронам.

И, подтверждая свои слова действиями, Леонардо воткнул меч в горло неприятеля. Кровь полилась алой рекой, принося с собой для нормандского льва чувство удовлетворения.

Они возвращались домой, когда солнце стало склоняться к западу. Богатыми красками светило окрасило небо – одни яркие тона, без полутонов – багрово-красный, оранжевый, как пламя, таким был закат этим осенним вечером. На его фоне замок Леонардо выглядел торжественно-прекрасным, оплотом неприступности и безопасности.

Так считал нормандский лев, до тех пор, пока не оказался во внутреннем дворике. Громкое цоканье копыт лошадей буквально утонуло в крике молодой служанки. С заплаканным лицом и голосом, полным ужаса, Грета обратилась к Леонардо:

- Господин! Наша госпожа исчезла!

Слова её оглушили. Почувствовав настроение хозяина, Барон, заржав, поднялся на задние ноги. Леонардо, натянув поводья, заставил коня успокоиться.

- Исчезла? – переспросил воин, сверля взглядом и без того перепуганную Грету. – Когда?

- Еще утром, милорд, - заламывая руки от страха за свою госпожу, а после – за саму себя, промолвила служанка. – Она даже позавтракать не успела…

- Милорд! Пропала не только госпожа, – во дворе появился начальник охраны – он шел, пошатываясь, будто пьяный. Это было не похоже на него. Леонардо, предчувствуя еще более дурную весть, в нетерпении крикнул ему:

- Говори!

- Нас предали, милорд. Меня и людей опоили, а когда мы пришли в себя, то обнаружили, что вместе с госпожой пропал пленник и Гай, - мужчина остановился в нескольких шагах от коня, опасливо поглядывая то на Леонардо, то на морду животного.

Лицо нормандского льва  почернело, взгляд стал столь тяжелым, что казалось, он был способен раздавить всех, на кого посмотрел Леонардо. Все замерли, ожидая решения господина. Даже ветер, прежде злобно завывающий, стих.

- За мной! – разворачивая коня к воротам, приказал нормандский лев своим воинам.

Его люди, усталые после битвы, тут же ринулись за нормандским львом. Ни ропота, ни тихого недовольства, ни даже мысли против – каждый из них, верный своему предводителю, слышал, что произошло. Предательство. Они бы пошли за своим лидером и в самую гущу смертельного боя, даже теперь, когда их тела изнывали от усталости и ран, но в данной ситуации желание выполнить приказ нормандского льва усилилось во сто крат. Нужно было, во чтобы то ни стало, найти предателей.

Её, наконец, опустили на землю. Годива, покачнувшись, прижалась спиной к широкому стволу дерева. Перед глазами все плыло – то ли от  поездки верхом, то ли от того, что мешок слишком долго был на её голове. Руки саднило от веревок, связывающих их. Во рту пересохло – хотелось пить, только пить. Ничего больше. Ни еды, ни мягкой постели. Только несколько глотков прохладной, чистой воды.

Девушка, склонив голову набок, скользила невидящим взором по пространству, затем, взгляд её стал фокусироваться. В густых, мрачных сумерках Годива разглядела силуэты двух мужчин – они о чем-то беседовали. Или спорили? Прекрасная саксонка не могла понять, да и не хотела. Взгляд её пополз дальше – по верхушкам сосен, которые будто протыкали серое небо, по небольшой поляне, по лошадям, и снова глаза вернулись к этим двум мужчинам.