Нежный плен

Годива стояла возле окна, с напряжением во всем теле всматриваясь в черную даль. Все чувства девушки, обострившись, ждали признака возвращения мужа. Сердце её располовинилось на две части, одна – чувствовала, что Годива поступила верно, открывшись мужу – и по-другому быть не должно было. Но вот вторая часть – дрожала от ужаса осознания, которое пришло значительно позже, когда Леонардо, отведя жену наверх, уходя, громко хлопнул дверью. Только тогда до Годивы стало доходить – если муж поймает Эрика, то все это закончится трагически.

И вот так, окутанная противоречивыми чувствами и мрачным предчувствием, Годива не сводила своих глаз с неба. Губы её, дрожа, беззвучно повторяли молитву. Что теперь девушка могла сделать? Лишь молиться. Это было её единственным оружием и одновременно утешением. Время шло, наступила глубокая ночь, такая темная и зловещая – луна и звезды, спрятавшись за облака, больше не одаривали землю своим сиянием.

А потом, все переменилось. С раскалывающим тишину звуком, отворились ворота, впуская всадников. Внутренний двор замка залился светом факелов, громким ржание, цокотом копыт лошадей и голосами воинов. В нетерпении и отнимающей силы тревоге, Годива подалась вперед, вглядываясь в людей. Без труда узнала она высокую фигуру своего мужа – тот как раз спрыгивал с Барона. Взгляд девушки метнулся в сторону, и стон сорвался с её губ – потому что глаза прекрасной саксонки разглядели Эрика. Брат, связанный на шее веревкой, устало опустился на колени.

Не помня себя, с клокочущей в груди болью, Годива ринулась  к лестнице. Мчась вниз, девушка не думала о собственной безопасности, и великая удача, что, одолевая ступени, она не спотыкнулась об них и не упала. Не помнила, не думала ни о чем, перед глазами красавицы была лишь картина поверженного брата. «Скорее, - стучало у неё в голове, - скорей, пока не случилась беда!»

Подхваченная этими чувствами, Годива выбежала во внутренний двор замка. Она,  на миг ослепленная светом факелов, покачнулась, а после – смело шагнула вперед, игнорируя яркое пламя.

- Леонардо! – позвала Годива, и хотела сказать что-то еще, но крепкие пальцы схватили её за плечо, удерживая – и от слов, и от еще одного шага.

- Я не разрешал тебе спускаться сюда, - стараясь говорить негромко, но, все же, с ощутимой злостью, произнес мужчина над ухом жены. Один вид её – распущенные волосы, испуганное выражение на белом лице, и Леонардо испытал желание поскорее покончить со всем этим.

- Ведь он – мой брат, - повернув голову к мужу, выдохнула Годива. В голубом океане её глаз отразились мольба и невысказанная боль, - прошу тебя, позволь мне…

- Что ты хочешь? – сузив глаза и разглядывая нежное лицо жены, спросил Леонардо. – Он – мой враг, а, значит, и твой враг тоже.

- Я… - Годива сглотнула, - пойми же, Леонардо, даже будучи твоим врагом, он остается моим братом.

Воин окинул жену тяжелым взглядом.

- Ты можешь поговорить с ним, - разжав плечо Годивы, сообщил он и кивнул в сторону воинов.

Прекрасная саксонка, коснувшись дрожащей ладонью запястья мужа, направилась в сторону Эрика. Воины, расступившись в стороны, позволили молодой госпоже разглядеть его. Молодой мужчина, стоя на коленях, запрокинул голову назад. Его красивое, утонченное лицо выражало равнодушие. С уголка губ сочилась кровь. Веревка, обмотанная вокруг шеи Эрика, уже успела оставить на его светлой коже красные следы.

- О, Эрик!  – горестно выдохнула Годива, падая на колени перед братом и обнимая его за плечи. В этот миг она уже не помнила о том, что её брат желал смерти Леонардо. Все, на короткий миг, померкло от вида крови на его лице. Детские воспоминания пробудились, живо рисуя в сознании девушки дни, когда Эрик был болен. Брат, подняв на сестру затуманенный взор, прохрипел:

- Почему ты не выполнила мою просьбу, сестра? Сделай бы ты, как я сказал, тебе бы не пришлось видеть меня таким.

Его слова, такие тихие, но столь жестокие, вернули Годиву в чувства. Она, выпрямившись, шагнула назад и ответила:

- Сделай бы я так, как ты сказал, Эрик, я бы обрекла себя на муки. Ты просил меня о невозможном. Ты просил, нет, ты требовал, чтобы я убила своего мужа, человека, которому принадлежит моё сердце.

- Значит, любовь? – сплевывая рядом с собой кровавую слюну, с презрением выдохнул брат. – Ты полюбила нормандского льва? И когда же это случилось, сестрица?

- Давно, - честно, поражаясь своей твердости и искренности, ответила Годива.

- Давно? Когда он взял тебя, как трофей?

- Намного раньше, - игнорируя последнюю фразу, начала девушка, - когда он спас меня.

- Так вот оно что, - протянул Эрик, - значит, я не ошибся в  своих догадках. Значит, это тот самый сын кузнеца.

- Да, он сын кузнеца, но так же, и барон этих земель, - холодно ответила Годива. В душе её волновалась тревога – вдруг, Эрик скажет что-то такое, что будет стоить ему жизни? Он ведь и так уже преступил границы. Нужно было скорее закончить разговор, прежде чем… Прекрасная саксонка обреченно закрыла глаза, потому, что не знала ответа на свой вопрос. Вопрос, мучающий её – «убьет ли Леонардо Эрика?»