Нежный плен

- И ты, наверняка, считаешь, что это взаимно? – зло рассмеялся Эрик. – А знаешь ли ты, что Леонардо и наша мать были влюблены друг в друга?

Годива, вздрогнув, распахнула глаза.

- Да, да, милая сестренка, ты тогда была еще слишком маленькая, чтобы что-либо понимать, а вот я уже был в том возрасте, когда понимал значительно больше, чем думали наши родители. Леонардо выбрал тебя лишь потому – что ты очень похожа на нашу мать. Ты – живое напоминание его запретной любви, не больше.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Одним лишь словом можно разрушить некогда обретенный мир. Именно это произошло с Годивой. Заявление, высказанное Эриком, посадило в её душе ростки сомнений. К ним, присоединяясь, и укрепляясь, подоспели и затаенные страхи. Они зашептали девушке, что для Леонардо она – просто жена, на которой он был вынужден жениться, лишь из долга чести. О другом – не менее важном, чем долг чести, о любви – взаимной, настоящей, долгожданной – можно было забыть.

И действия Леонардо – после того, как он услышал слова Эрика, подточили остатки уверенности Годивы. Воин не заявил во всеуслышание, что все это – ложь, нет! Он просто велел отвести пленника в одну из темниц замка. Ни единого слова, опровергавшего  речь брата. Ничего!

 Прекрасная саксонка, ощущая себя униженной и обманутой, не дожидаясь мужа, поторопилась в спальню. Леонардо заметил это. Но, посчитав, что данный поступок вызван тем, что  Годива просто не в состоянии смотреть, как Эрика заключили под стражу, не стал догонять супругу, позволяя той успокоиться в одиночестве. Ему и самому сейчас нужно  было побыть одному. Так считал он, опасаясь своей резкостью навредить жене – злость все еще бурлила в нём. Он придет к ней, но позже.

Но время было беспощадно к ним. Каждая секунда приносила очередную порцию переживаний и домыслов, предположений и сомнений. И вот уже – в груди Леонардо и Годивы, начали давать всходы пока еще первые ростки недопонимания и отдаления друг от друга…

Годива лежала одна, в центре огромной кровати. За окном все еще была ночь. Слезы лились по щекам девушки, сдавленные рыдания вырывались из горла. Вторя ей, завывал поднявшийся ветер. Тело ныло от охватившей его слабости, душа – стонала от оков переживаний. Отзываясь страданиям девушки, волны с небывалой силой бились об утес. Мысли, атакуя и жаля разум, вызвали зудящую головную боль. Все никак красавица не могла избавиться от этих разрушающих ощущений. Годива наивно полагала, что, дав волю слезам, почувствует облегчение, но ошиблась – все горче и горче становилось девушке. Сказал ли правду брат? Если нет – то почему Леонардо промолчал? Какова участь Эрика? Что ждет его? Что ждет их всех? Сможет ли она жить с тем, кто видит в ней всего лишь призрак её матери?

Девушка, издав стон, зажала уши руками, словно пытаясь спрятаться от навязчивых размышлений. Она перевернулась на бок и, согнувшись чуть ли не пополам, с силой сомкнула веки, желая изгнать из глаз все слезы. Но как это сделать, когда твоя душа все еще плачет?

За дверью послышались шаги. Скрипнули петли. В спальню, ступая осторожно, зашел Леонардо. Он, поставив свечу на стол, обернулся и задержал взгляд на жене. В скудном освещении её фигура еле очерчивалась, но даже теперь мужчина сумел разглядеть в позе Годивы молчаливое страдание. Видеть её такой – было крайне неприятно. В груди заполыхали горечь и раздражение. Воин снова начинал злиться.

На Эрика, на все эти обстоятельства, и на себя. Ведь частично и он был причиной слез Годивы. Быть может, стоило расправиться с Эриком тогда, в лесу? Чтобы она и не видела его? Но тогда бы он, Леонардо, не узнал имена тех, кто помогал ему мародерствовать. Пока же – у нормандского льва имелась возможность добиться правды от Эрика. Не пуская в голову мысли о том, что пленный – кровный брат Годивы, Леонардо принялся медленно раздеваться. Все, что ему было нужно сейчас – несколько часов спокойного сна.  Он потушил свечу, и комната снова погрузилась во мрак.

Стоило только мужчине опустить голову на подушку, как раздался голос Годивы:

- Скажи, что ты сделаешь с ним?

Она не осмелилась задать вопрос не менее важный – правду ли сообщил Эрик. Боялась, что просто не переживет, если узнает сейчас страшный ответ. Но и молчать уже не могла – вот и спросила о брате.

- Добьюсь от него четких ответов, - голос Леонардо был равнодушным. Мужчина, подтянув одеяло, устало прикрыл глаза. Скорее – спать, чтобы его раздражение не вылилось во что-то разрушительное.

Годива вздрогнула.

- Ты будешь пытать его? – испуганно зашептала она. Сама мысль, что Эрику будут приносить боль, вызывала в её душе протест. Несмотря на его злые слова, несмотря на то, что он был врагом Леонардо, Годива была не в состоянии принять тот факт, что её брат подвергнется мукам, что он по-настоящему заслужил наказания.

Но нормандский лев молчал, и слова девушки, сперва, повиснув в прохладном воздухе, теперь тяжелым грузом опустились на грудь прекрасной саксонки.