— Я не знал, — ответил он, и морщины на его лице как будто стали еще глубже. — Но я давно не был в этих местах, возможно, сейчас многое по-другому.
Я посмотрела ему в глаза и спросила напрямик:
— Как давно ты не был в этих местах?
Он не отвел взгляда, но смотрел скорее сквозь меня, чем на меня.
— Пятнадцать лет.
— Тогда тебе есть с чем сравнивать. Что-нибудь изменилось?
Он стоял и молчал — так долго, что я уже начала думать, что он не слышал моего вопроса.
— Все, — сказал он вдруг.
Я никогда не думала, что одно единственное слово может звучать так горько и печально. Но через секунду он пожал плечами и добавил:
— Хотя я с таким же успехом мог бы сказать «ничто не изменилось». Природа осталась прежней. Трава такая же зеленая, как и раньше, и на лугах цветут цветы, и вид с вершины горы такой же величественный и прекрасный, каким я представлял его себе все эти годы, и так же пахнет сиренью и травой, как тогда.
— А дома? — настаивала я. — Они были тогда обжитыми и ухоженными или…?
— Не все. Тот домик у въезда в деревню, как и тот дальний, у самого леса, уже тогда пустовали. Но здесь хозяйствовали родители Манфреда Ульссона, а в том доме, где сейчас живешь ты, жили тогда Наполеон и Лаге Линдвалль.
— А в Черном Склоне?
Я и не думала, что эти серо-голубые глаза могут вдруг стать черными, как название хутора, которое я только что произнесла.
— Какого черта…?
Он отшатнулся от меня, топча несчастные ромашки. Когда он снова заговорил, было заметно, что он уже взял себя в руки.
— Послушай, Пак, я не хочу тебя обманывать, но, понимаешь, чертовски сложно объяснить тебе все это, когда ты вовсе… Господи, куда подевался Юнас?
Сперва я подумала, что это просто маневр, чтобы уйти от разговора. Но когда я увидела, что цветочный склон отвесно переходит в глубокую ложбину и заметила, что красный костюмчик Юнаса уже не виднеется на склоне и нище не слышен его смех, я благословила обостренную чувствительность Эрланда, который уловил опасность гораздо раньше, чем я. Выкрикнув что-то про родник, он помчался вниз в долину, а я заковыляла следом, спотыкаясь на каждом шагу.
когда я, наконец, догнала его, он стоял, переводя дыхание, с Юнасом на руках. Впереди, всего лишь в метре от них, блестела зеркальная гладь воды маленького, почти круглого, черно-коричневого пруда. Вода была чистой и прозрачной, однако в смолянисто-черной глубине невозможно было разглядеть дно.
Юнас извивался на руках у Эрланда и тянул ручонку с зажатыми в ней цветами к неподвижной воде.
— Пить! Ломашка хочет пить!
— Ромашка, — автоматически поправил Эрланд и вытер свободной рукой пот со лба.
— Ромашка хочет пить. Юнас тоже хочет пить.
— Эрланд, ч-что… что это такое? Пруд, или лесное озеро, или что?
— Это Холодный родник. Источник, который выходит глубоко из-под земли и который со временем образовал этот пруд.
— Он… он бездонный?
— Нет, конечно. Но берега очень крутые. Слишком крутые для такого карапуза.
Колени у меня дрожали, когда мы шли обратно к домам. «Спасибо» прозвучало бы в этой ситуации жалко и нелепо.
— Пойдем к нам, — предложила я. — Ты, кстати, завтракал?
Мы уже закончили завтрак и допивали кофе, сидя на лужайке перед домом, когда до нас донесся треск мотоцикла.
— Это Бьёрн-Эрик Ульссон, — сказала я небрежно и была поражена переменой, произошедшей в Эрланде. Только что он сидел, непринужденно болтая о птицах и растениях в разных частях Скандинавии, а теперь вдруг словно окаменел, напряженно вглядываясь в поворот дороги позади некрашеного сарая.
А затем события развивались стремительно.
К ограде двора подъехал синий лакированный мотоцикл Бьёрна-Эрика, остановился и сгрузил бидон с молоком. С мотоцикла слезла незнакомая девушка.
— Она… она совершенно не знала, как ей добраться сюда, так что я подвез ее, вот.
Он нервно провел рукой по волосам, покосился смущенно на стройную девушку, пробормотал «Ну, пока» и уже собирался снова завести свой мотоцикл, когда взгляд его упал на моего сотрапезника.
Юноша вдруг побледнел, так что лицо его стало почти зеленого цвета. Он мучительно сглотнул и прошептал:
— Эрланд! Я знал… я знал, что ты вернешься.
Внезапно он повалился на руль мотоцикла, повис на мгновение, словно тряпичная кукла, а затем с глухим ударом упал в траву. Он был в обмороке.
Девушка взвизгнула от испуга, Юнас с дрожащей нижней губой ухватился за меня, а Эрланд посмотрел на юношу, распростертого у его ног, и пробормотал:
— Кто бы мог подумать, что он уже такой взрослый! Да, прошло куда больше времени, чем я думал…
Поход в Черный Склон
Он повернулся на каблуке и исчез в кухне, и через секунду появился с ковшом холодной воды, который и опрокинул на голову Бьёрна-Эрика. Когда это дало ожидаемый эффект, и юноша начал приходить в себя, Эрланд сказал коротко и с сарказмом:
— Лучше я избавлю его от своего присутствия. Спасибо за завтрак.
С этими словами он удалился.
— Фу, черт! — воскликнула вновь прибывшая юная особа. — Какой жуткий тип. Кто это?
— Он… его зовут Эрланд, — простонал Бьёрн-Эрик. — Эрланд Хёк. И он…