— Вчера я подвез ее домой после работы и, будучи полнейшим идиотом, упомянул, что собираюсь провести вечер дома и поработать над эскизами, которые давно должен был закончить. Около семи, когда я только-только уселся за работу и у меня как раз возникла одна великолепная идея, примчалась эта женщина и все испортила. Я терпеть не мшу, когда меня отвлекают во время работы, я еще я терпеть не моту спорить с истеричными бабенками, особенно когда они начинают слишком громко кричать. И когда она категорически отказалась уйти, отказалась взять себя в руки или, по крайней мере, вопить потише, я подумал о своих собственных нервах, о нервах своих соседей и ушел сам. Я поехал на остров Ловён и прогуливался там среди подснежников, пока не обрел достаточно душевного равновесия, чтобы вернуться и снова попытаться убедить ее. Было уже около девяти, и в моей квартире царила благословенная тишина — она ушла. Я отключил телефон и открыл бутылку виски, которую я, как мне показалось заслужил.
Ивонне в бешенстве глубоко вдохнула и уже открыла было рот, но Кристер опередил ее.
— Что же явилось причиной такого истерического поведения фрёкен Карстен?
— Для этого ей не нужны никакие причины, — ответил Жак, печально глядя на него своими темно-карими глазами. — У нее, наверное, было ужасное детство с массой неврозов и комплексов.
— Ты сказал, что вы спорили. Ваш спор касался, вероятно, какой-то конкретной темы — несколько более актуальной, чем комплексы детского возраста?
— Да, — устало сказал Жак. — И по этому поводу наши мнения коренным образом расходятся. Я считаю, что все уже обсуждено и высказано пять или шесть месяцев назад. Как ты уже наверное догадался, я когда-то в прошлом имел неосторожность дать Ивонне повод рассчитывать на мою верность. Мы с ней были почти что помолвлены — к счастью, это теперь уже пройденный этап.
Впервые за время разговора он перестал смотреть на трубку Кристера, свои руки и рисунки Биргера Лундквиста, висящие над диваном, и взглянул в ее застывшее лицо. И добавил тихо и жестоко:
— К несчастью для меня, у моей бывшей невесты либо не хватает ума понять, что я устал от нее, либо ей не хватает другого, куда более важного для женщины качества — гордости.
То, что произошло дальше, произошло с невероятной стремительностью.
Ивонне залепила Жаку еще одну оглушительную пощечину — вторую по счету за этот день. Затем она, словно тайфун, сорвала с табурета свое синее бархатное пальто и унеслась прочь из салона, через холл и вниз по лестнице.
Жак неопределенно пожал плечами, словно извиняясь перед Кристером, и кинулся вслед за ней.
Комиссар Вик выключил магнитофон. Весьма странный и бесполезный допрос? Нет, он был склонен утверждать обратное. На этой ранней стадии расследования он любовно собирал такие импрессионистские, фрагментарные и нередко драматичные впечатления о людях и ситуациях. Пока что он предпочитал интуитивно нащупывать их связь с преступлением и ту роль, которую они сыграли в нем, а не пытаться додуматься до этого путем голой логики и сопоставления фактов.
В холле он встретил Гунборг Юнг, и они вместе вышли из ателье.
— Я все никак не могу забыть вашу считалку. Она вроде бы совершенно бессмысленная, однако будоражит воображение.
— Да, — проговорила она своим обычным сухим и чуть ироничным тоном. — От роскоши к лохмотьям. Снаружи — шелк, а внутри — безобразные грязные лохмотья. По-моему, она вовсе не бессмысленная. Подозреваю, что ее сочинил какой-нибудь доморощенный философ.
Их голоса эхом отдавались в пустом подъезде.
— А бархат? Какую роль он здесь играет?
— Он мягкий, гладкий, глянцевый, но я, как швея, могу заверить вас, что это очень ненадежный материал, с ним ужасно трудно иметь дело. Он все время норовит выскользнуть у тебя из рук.
— Как люди.
— Ну, не все.
— Да, пожалуй, не все, — с сомнением проговорил Кристер.
Они уже вышли за ворота, и она надела на голову неуклюжую пластиковую шапочку, защищая свои седые волосы от моросящего дождя.
— Мне очень хотелось повидать Марию Меландер, поэтому я так надолго задержалась в ателье. У меня, конечно, немного места, но я подумала, что она предпочтет переночевать у меня в кухне, чем здесь.
— Я передам ей ваше приглашение, если она все еще у нас в управлении. Но вообще-то в ателье останется дежурный… Я смотрю, вы неравнодушны к Марии.
— Она очень милая девочка. И потом, она из Бергарюда.
— Вероника Турен тоже из Бергарюда.
Она улыбнулась ему.
— Один ноль в вашу пользу, комиссар. Всего доброго.
…Мария получила не только приглашение Гунборг. Госпожа Арман позвонила и предложила ей переночевать у нее. Инспектор Давидсен высказал готовность уступить ей на время свою холостяцкую берлогу. Она вежливо отказалась от всей трех приглашений и вышла, как в тумане, из управления криминальной полиции. Она автоматически побрела в сторону центра. Ей хотелось видеть вокруг нормальных людей — людей, которые не спрашивали ее про ножницы, уборку и окровавленную шелковую блузку. Проходя мимо газетных киосков, она закрывала глаза.