– Когда кто‑нибудь умирает, Бенджамин, люди всегда спрашивают: «Почему Господь забрал их?» Но вернее было бы спросить: «Почему Господь послал их нам?» Чем мы заслужили их любовь, их радость, те прекрасные моменты, которые мы делили с ними? Разве у вас с Аннабель не было таких моментов?
– Каждый день, – прохрипел я.
– Эти моменты – дар. Но то, что они проходят, не является наказанием. Я не бываю жестокой, Бенджамин. Я знала тебя до того, как ты родился. Буду знать тебя после того, как ты умрёшь. Мои планы на тебя не ограничены этим миром.
Начало и конец – это земные представления о вещах. Я же продолжаюсь. И потому, что я продолжаюсь, ты продолжаешься со мной. Чувство потери – это одна из неотъемлемых частей твоей жизни на Земле. Через него ты учишься ценить краткий дар человеческого существования, учишься любить мир, который я создала для тебя. Но человеческое обличие не вечно. И не задумывалось таким. Эта прекрасная особенность принадлежит душе.
Мне известно о слезах, которые ты проливал, Бенджамин. Когда люди покидают Землю, их близкие всегда плачут. – Она улыбнулась. – Но уверяю тебя, те, кто уходит, этого не делают.
Она подняла руку и взмахнула ей. И в этот момент, Аннабель, даже не знаю, как описать, воздух над нами разошёлся, и рассеянный солнечный свет, придающий небу синий оттенок, растаял в великолепнейшем свечении, цвет которого я не способен описать. В этом свете я увидел больше душ, чем есть звёзд на небе. И всё же необычайным образом я мог видеть умиротворённые лица каждой из них. Среди тех лиц я увидел свою дорогую мать.
И я увидел тебя.
Больше мне ничего не нужно.
Страниц было больше, но Лефлёр остановился. Он кое‑как сунул их в свой портфель и вытер глаза, выбегая из кабинета.
В машине по пути домой его трясло. Он вошёл в свой жёлтый дом и побежал на второй этаж. Взялся за ручку двери в комнату дочери и впервые за четыре года открыл её. Он стоял там, глядел на детскую кроватку и розовые звёздочки, нарисованные им на потолке, когда в комнату зашла Патрис и сказала:
– Жарти? Что такое?
Он обернулся и крепко прижал её к себе. Тяжело дыша, он с трудом прошептал:
– С Лили всё хорошо. С ней всё хорошо. Она в безопасности.
И Патрис тоже заплакала.
– Я знаю, милый. Знаю.
Они стояли, крепко обняв друг друга, и позже, оглядываясь назад, не смогли вспомнить, как долго это продолжалось. Но в ту ночь они проспали до самого утра, ни разу не проснувшись. А когда на утро Лефлёр открыл глаза, он ощутил то, чего не ощущал уже очень долгое время. Покой.