Незнакомка с родинкой на щеке

— Насколько знаю, расследование возглавляет весьма толковый чиновник. Он выяснит все про эту Незнакомку-дочь генерала. И, вероятнее всего, так же узнает, что она была здесь и писала мне записки.

Я вскинула на Женю испуганный взгляд, но муж поспешил успокоить:

— Не переживай. Ежели полицейские придут сюда и спросят – ты должна рассказать им все как есть. Чистую правду, без прикрас. Ей-Богу, мне нечего скрывать. – Женя не улыбнулся. Выждал немного, пока я усвою сказанное, и спросил: - Ну? Теперь я смею надеяться, что ты успокоилась и более не станешь вспоминать об этой генеральской дочке и ее записках?

Так уж и нечего скрывать? – размышляла я, прищурившись и вглядываясь в черные глаза. – И «Государственность и анархию. Часть 2», спрятанную на дальней полке – тоже? «Часть 1», надо полагать, хранится в вечно запертом несгораемом шкафу справа от стола.

— Непременно успокоюсь, Женя, - миролюбиво ответила я. – Но не раньше, чем и ты скажешь мне правду.

Я выждала, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Куда ты ездил с утра?

Он вздохнул:

— Видишь ли, я тоже солгал тебе. Я знаком с генералом Хаткевичем. Много лет, еще по кампании на Балканах. И немного знаком с его женою, Ксенией. Обедал у них пару раз этой зимой. Так вот, едва я прочел ту заметку утром – помчался к Хаткевичу, чтобы принести соболезнования. Мы говорили с ним вот только накануне. Я должен был к нему поехать.

— На Миллионную? Ты тоже был там?..

— Нет. Я знал, что застану Хаткевича только в Генштабе – он сейчас много работает.

Спрашивать, над чем именно работает генерал, и о чем Ильицкий, давно оставивший военную карьеру, «накануне» говорил с ним – мне очень не хотелось. Потому что ответ я, кажется, знала. Наверное, я знала его всегда – лишь позволила себе на время поверить, что у нас с Женей может быть все хорошо и правильно. Как у всех. Что я смогу стать просто радушной хозяйкой дома, где всегда рады гостям, а он – просто преподавателем истории.

Неужели я всерьез в это верила? С нашим-то прошлым?

— Женя, я спрошу у тебя еще лишь одно – и более никогда не вернусь к этой теме. Кто твой новый начальник? Я не про Университет. – Он шумно выдохнул, а я потянулась через стол, чтобы найти его руку. — Пожалуйста, скажи, что не Якимов?

И по глазам поняла, что угадала.

— Он не начальник мне, а куратор. Отчего он тебе не нравится? Разве он сделал что-то дурное?

— Нет, не сделал… - с сомнением ответила я.

— Я помню, что вы не очень поладили тогда, в Москве. Но Якимов, каким бы человеком он ни был, ярый патриот. Монархист. Все, что он делает – он делает на благо государства.

— Я помню, - торопливо кивнула я.

— Лишь потому я и с ним, что здесь наши взгляды совпадают.

Я снова кивнула. Мне требовалось время, чтобы с этим смириться. Много времени. Нужно было сменить тему – я не хотела говорить о Якимове сейчас.

— Женя, постой… - перебила я мужа, не дав сказать еще что-то замечательное о его кураторе, - эта девушка, незнакомка с родинкой – кто она? Что ей от тебя было нужно?

Он снова вздохнул. А потом с бесконечной усталостью ответил:

— Никто. Вообще никто. Она совершенно случайная девица, по глупости собственной влезшая в неженское дело. Она никому не нужна и не интересна. Если усидит тихо и не будет высовываться, то она даже останется жива.

Признаться, я похолодела после Жениных слов. Сам он не стал бы угрожать женщине – ни за что. Но ежели за всем этим стоит Якимов… кем бы незнакомка ни была, и в чем бы ни провинилась – высовываться ей и впрямь нельзя.

* * *

…несколькими неделями позже, в Доме предварительного заключения на Шпалерной улице

Половину ночи я лежала без сна, жадно всматриваясь в темноту перед глазами и готовая вскочить при всяком постороннем звуке. Ничего, чем можно защититься, у меня не было. Даже ложку, припасенную с обеда, велели вернуть. Можно ли защититься ложкой? Не хотелось бы мне этого узнать… Неловко признавать, но я боялась этих женщин, запертых со мною в каменном мешке Дома предварительного заключения – так называлось это место. Я гордо держала голову, уверенно и прямо смотрела им в глаза и вежливо-отстраненно отвечала, ежели спрашивали. Но как же я при этом боялась…

Когда рядом скрипнули старые дощатые лавки – здесь они назывались нарами – я тотчас проснулась. Оказалось, что я все-таки задремала уже перед рассветом. Сразу без промедлений поднялась и закуталась в соболью накидку, заменившую мне ночью подушку: душная днем, за ночь камера вымерзла, будто мы находились в погребе.

Огляделась. Соседок теперь уж было пятеро – от новеньких разило перегаром, они шутили меж собою и плескались в тазу, бывшим нам купальней. Я к тому тазу подойти пока не рисковала.

А умыться хотелось… еще больше хотелось ванну с душистым мылом и Женин кофе с baiser. Но уж не до жиру.

Вода в тазу оказалась чище, чем я думала.