Незнакомка с родинкой на щеке

— Не сглазить бы, но, кажется, нашли. Один из извозчиков оговорился таки, что у Фёдора Харитонова имеется женщина, проживающая на Расстанной, у самого Волкова кладбища. – Фустов поднял на меня взбудораженный предстоящей поездкой взгляд. – О результатах я непременно вам сообщу. Так где вас высадить?

Я, взбудораженная не меньше, даже не сразу поняла вопрос. А когда поняла, то возмутилась:

— На Расстанной и высадите. Я с вами, разумеется! Велите ехать немедля.

Глава XI

Мчались так скоро, как только могли: высока была вероятность, что извозчик Харитонов и теперь оправляется от ран у своей любовницы на Расстанной. Но надолго ли он там?

Точный адрес знали, это был доходный дом – каменный, но старый, ветхий и практически нежилой. Картеж из жандармских карет, дабы не привлекать внимания, остановился в подворотне на противоположной улице, и Фустов, спрыгивая на землю, как будто всерьез поинтересовался:

— Идете?

— Нет уж, благодарю, я неважно стреляю, - отозвалась я тотчас, плотнее запахивая на груди свой тартановый платок.

Фустов отстраненно кивнул, сосредоточенный, должно быть, на предстоящем задержании, которое могло вылиться во что угодно. В ожесточенную перестрелку, например.

— Подмоги бы дождаться, Глеб Викторович, – обратился кто-то невидимый мне. – Не готовились нынче к такому – ежели что не так пойдет, не выдюжим…

Фустов его оборвал:

— Управимся.

От Фустова я уже знала, что расследование непосредственно осуществлял Дополнительный штат Губернского Жандармского Управления в составе двенадцати унтер-офицеров под его, Фустова, началом. Однако сейчас унтер-офицеров я насчитывала лишь пятеро – а в ближайшее время кого-то из них запросто могли убить... Оттого, должно быть, они и перешучивались излишне громко и скабрезно, пытаясь за смехом спрятаться от дурных мыслей.

Но Фустов был не таков. Он грубо прикрикнул на офицеров, дабы вели себя прилично, деловито оправил мундир, откинул крышку кобуры и взвел курок. А после, не взглянув больше на меня, повел людей к крыльцу нужного дома.

А я заперла дверцу изнутри и тихо устроилась в углу казенной кареты. Отчего-то было мне не по себе. Вспомнилось некстати, что Расстанной эта улица называется потому как возят по ней покойников на Волково кладбище – расстаются навсегда. Не было бы то название пророческим…

Впрочем, опасения оказались напрасными – не прошло и четверти часа, как Фустов вернулся и постучал ко мне в стекло:

— Опоздали, - сказал, когда я приоткрыла дверцу. - Может, и был он там, да ушел давно.

Глеб Викторович был бледен и внешне спокоен. Только по тому, как сильно сжал он кулак, упершись им в стенку кареты, следовало догадаться о истинных его чувствах.

— А женщина? – спросила я. – Женщина обязательно должна знать, куда он отправился. Надобно с нею поговорить.

— Отчего вы решили, что обязательно? Напротив, едва бы он стал делиться. Впрочем, если хотите, можете с нею поговорить.

Он подал мне руку, приглашая выйти – а я растерялась, не готовая к столь ответственным действиям. Но попыталась скрыть это и уверено сошла на тротуар.

Своим людям Фустов представил меня, как важную свидетельницу, к которой следует относиться с почтением. Должна заметить, что немногие обрадовались этой новости, да и мне сделалось неловко. Фустову же как будто было все равно, кто и что о его решениях думает. Времени, что мы шли к парадной, мне хватило для осознания, что подчиненные жандармы относятся к нему, скорее, настороженно и с оттенком недоверия, чем как к уважаемому патрону. О причинах оставалось лишь гадать…

Один из унтер-офицеров, впрочем, был со мною чрезмерно галантен и, завел разговор, пока его патрон отвернулся:

— Подумать только, я ведь при господине Фустове канцелярией заведую, а показания такой прелестной свидетельницы упустил. – Je suis charmé de vous connaître, mademoiselle[26].

В довершение всего галантный (а, скорее, просто любопытный) унтер-офицер в лихо сдвинутой на бок фуражке протянул мне сорванный с чьей-то клумбы желтый георгин.

— Madame, - поправила я. Но цветок приняла.

— Ерохин! - Договорить не дали: Фустов, окинув нас, беседующих, неприязненным взглядом, подозвал подчиненного к себе.

Впрочем, мы уже поднимались в указанную квартиру.

Любовницей Харитонова была дама неопределенного возраста с ярко накрашенными губами и фиолетовым синяком у глаза. Простоволосая, босая и одетая лишь в нижнюю рубашку.

— Ушел он, ирод проклятый! Богом клянусь, ушел! – дрожала она губами и заламывала руки, не сводя с Фустова умоляющего взгляда. - Да и век не видела бы его, ирода, всю душу мне истрепал… Зачем же мне врать-то, ваше высокоблагородие?!

Врать ей и правда как будто незачем. Я осмотрелась. Холодная и сырая комната с низкими потолками, в углу за ширмой незаправленная постель. Над нею, наподобие ковра, грязная в дырах тряпица, в другом углу выпотрошенный то ли жандармами, то ли самой хозяйкой платяной шкаф. Рядом распахнутая дверь, за которой в темноте, подсвечивая себе спичками, пытались что-то найти двое жандармов.