Незнакомка с родинкой на щеке

— Вы не позволите мне присутствовать на допросе? – удивилась тогда я.

— Позже, - он замешкался у двери. И неловко объяснил: - Сперва мои люди немного… поговорят с Харитоновым. А потом я непременно позову за вами. Побудьте здесь. Машенька сию минуту принесет чаю, вы, наверное, голодны.

Когда я рассеянно кивнула, Фустов уже закрыл дверь.

Что ж, я была наслышана о некоторых методах ведения допроса в Отдельном корпусе жандармов. Вероятно, мне и правда незачем быть там сейчас. Этот извозчик убил одного из их товарищей и тяжело ранил второго – разумеется, допрашивать его станут иначе, чем описано в инструкциях…

И я покачала головой, удивляясь самой себе: кажется, я ничуть не осуждала жандармов. А после ужаснулась по-настоящему. Что же со мной стало? Одета черт знает как, платок, перчатки и волосы до сих пор пахнут порохом. Я ведь сегодня присутствовала при перестрелке… Видела, как умирает человек. И – подумать только – сама могла погибнуть! А теперь нахожусь в этом здании, среди совершенно незнакомых мне мужчин. Которые показываются мне полуголыми, будто в этом нет ничего особенного! А главное – я уже заранее знала, что ни за что не расскажу Евгению, как провела сегодняшний день. Никогда!

Все это было совершенно дико, неправильно и ненормально… Но одна-единственная мысль не позволяла мне сейчас же бежать прочь из этого здания. Я чувствовала себя на своем месте.

Толком свыкнуться с этим ощущением я не успела: вошла молодая женщина с подносом – должно быть, та самая Машенька. Хорошенькая, но очень строгая девица в очках. Возрастом она была немногим старше меня. А взгляд, которым Машенька окинула мою персону с головы до ног, хоть раз ловила на себе каждая женщина. Она как будто приценивалась, способна ли я покуситься на ее собственность? И отчего-то я именно тогда вспомнила о кольце, на мускулистой груди господина Фустова.

Гладкий тонкий ободок – по-видимому, это было обручальное кольцо. И на довольно крупный палец. То есть, не женское – мужское. Глеб Викторович женат, выходит? Впрочем, это более чем нормально, учитывая его возраст и статус. Вопрос, отчего он носит кольцо на цепочке, а не на пальце? Но я посмотрела на собственные руки и устыдилась. Только мое кольцо лежало дома, в шкатулке с прочими украшениями. Так неужто Фустов привязан к своей половине больше, чем я к Жене?..

— Мария… простите, не знаю вашего отчества, - окликнула я девушку, когда та, не собираясь задерживаться, уже удалилась к дверям. – Простите, вы не выпьете со мною чаю? Мне, право, неловко здесь одной.

Девушка остановилась. Снова поглядела изучающе и сухо ответила:

— Марья Игнатьевна. И у меня много работы, прошу простить.

— А меня называйте Лиди, - запросто сказала я. Сама подвинула к столику с подносом второй стул и только потом села. – Никогда не посмела бы отрывать вас от работы, но… - Я попыталась сделать так, чтобы чашка с блюдцем в моей руке звонко задрожали, - мне так нужно с кем-то поговорить…

— Вам нехорошо? – голос прозвучал значительно менее сухо, Марья Игнатьевна даже подошла, заботливо дотронувшись до моего плеча.

— На моих глазах сегодня убили человека… господина Ерохина. Вы, должно быть, его знали?

— Нет, я не знала Ерохина, он из другого ведомства… Но в вас что же – стреляли? И Глеб Викторович был там? Боже правый, я ничего не знала…

Девушка рассеянно опустилась на стул, а я, подняв глаза, отметила, как бледно ее лицо. На ресницах у нее заблестели слезы. А я устыдилась – расстраивать ее столь сильно мне не хотелось. И поспешила найти слова утешения:

— Вероятно, Глеб Викторович просто не хотел вас расстраивать. Я тоже была там, но и помыслить не могу, чтобы рассказать обо всем мужу – ведь знаю, что он с ума сойдет от беспокойства.

— Так вы замужем? – догадалась моя новая знакомая. И я почувствовала, что настороженности в отношении меня у Марьи Игнатьевны стало куда меньше. – Простите, что я так расчувствовалась… и не подумайте ничего дурного – просто я очень беспокоюсь за Глеба Викторовича. Я всегда за него беспокоюсь.

Я сочувственно пожала ее руку:

— Увы, небезосновательно. Глеб Викторович о себе совсем не думает. Он женат?

— Что вы, нет! Глеб Викторович все время проводит на службе.

— И не помолвлен? – изумилась я.

Машенька отрицательно качнула головой, а я поняла горькую правду. Вдовец. Это объясняло и кольцо на цепочке, и его бесстрашие, граничащее с безумством. И даже кокаин.

После Марья Игнатьевна позволила называть ее Машей, и мы долго пили с нею чай. На Гороховой девушка работала уже два года, сразу как окончила курсы машинисток. Из них третий месяц – а именно столько пребывал в этом здании господин Фустов – она числилась его подручной. Много лестного и восторженно я услышала за чаем о ее шефе. Смел, благороден, высоко образован, находчив и превосходно воспитан. Насчет воспитания: надо полагать, либо Глеб Викторович не показывался еще перед Машенькой с расстегнутой сорочкой, либо показывался, но ей понравился вид.