Закулисно Тояма не одобрял реформ и ожесточенно спорил по поводу их проведения как с главой правительства Мидзуно Тадакуни, так и со своим коллегой – вторым главным управляющим, которого звали Тории Ёдзо. Тояма не имел ничего против жесткой сословной границы между самураями и простонародьем. Как и более консервативные коллеги, он считал своим долгом держать в узде непокорных горожан и мог быть весьма надменным и догматичным. Когда в 1841 году в его контору обратилась некая женщина с гражданским иском, он не мог поверить в такую дерзость: «Эта особа – женщина. И она подает мне жалобу. Очередная пустая склока. Женщины каждый день приходят ко мне с жалобами, и я их выслушиваю, но все они просто смутьянки»[632]
. И все-таки Тояма полагал, что именно на нем лежит ответственность защищать финансовые возможности простых горожан, чтобы у них оставались хотя бы простые средства к существованию[633]. Когда Мидзуно решил выселить театры на окраину Эдо, Тояма подготовил для него подробную записку, в которой объяснил, что подобная мера резко обесценит недвижимость в театральных кварталах и приведет к обнищанию людей, живущих в этом районе. Когда Мидзуно велел распустить союзы оптовых торговцев, Тояма как можно дольше откладывал оглашение указа. А когда Мидзуно предложил изгнать мигрантов из столицы, Тояма выступил против введения этого приказа на том основании, что приток рабочей силы необходим для поддержания здоровой экономики города.В каждом из этих случаев Тояма мыслил как самурай, опекающий с высоты своего положения простой народ. Он происходил из семьи, в которой всегда серьезно относились к своему положению в обществе, к своей службе и долгу. Его отца, Тояму Кагэмити[634]
, усыновила семья знаменосца, чье скромное жалованье было вполне под стать непримечательной истории рода. Но Тояма Кагэмити сумел переломить судьбу, блестяще сдав экзамен, выявлявший талантливых людей для назначения на административные должности, – и сделал головокружительную карьеру в высших эшелонах власти. Сначала ему поручили инспектировать деятельность крупных вельмож, владеющих целыми провинциями; затем его назначили главным управляющим города Нагасаки; наконец, он занял пост главы финансового управления. Тояма Кагэмити стал идеальным сановником: уважаемый, отмеченный наградами чиновник, искушенный ценитель китайской поэзии, прекрасно владеющий искусствами стрельбы из лука, верховой езды и рукопашного боя. На сына – на которого возлагались большие надежды – у него были столь же грандиозные планы.Но младший Тояма не испытывал большой уверенности в своем будущем[635]
. Он был старшим сыном, однако семья знаменосца, усыновившая его отца, настояла, чтобы наследником объявили одного из их родных детей. Поэтому в первые годы его взрослой жизни не предвиделось никакого продвижения по карьерной лестнице. Пока старший Тояма проводил время в служебных разъездах, отправляясь то на север – на далекий остров Хоккайдо, то на юг – в Нагасаки, то на запад – на остров Цусима, младший Тояма оставался дома в Эдо. Он был вынужден подчиняться строгой дисциплине высокопоставленной самурайской семьи и, несмотря на все свои таланты и амбиции, не мог найти место в жизни.Возможно, поэтому годы спустя горожане стали рассказывать о молодых годах Тоямы, которые он, по слухам, растратил впустую[636]
. Говорили, он якшался с любителями азартных игр и ворами, чем приводил в ужас родителей. Якобы был завсегдатаем публичных домов Эдо. Якобы татуировки покрывали его торс и руки, как у чернорабочего, или члена банды, или даже преступника. Может быть, в этих историях содержалась какая-то правда, а может, люди просто искали объяснения, почему сановник, родившийся и выросший в доме знаменосца, проявляет такое сочувствие к беднякам города. Как бы то ни было, имя этого человека окружал ореол легенд, созданных жителями Эдо. Для горожан будто не существовал пожилой отец восьмерых детей, страдавший от геморроя[637] и потому вынужденный просить о дозволении приезжать в замок сегунов не верхом, а в паланкине. В их воображении Тояма Кагэмото оставался лихим молодым повесой, который знал их улицы, играл в их игры, говорил на их языке, но каким-то образом поднялся до самого высокого положения в городской администрации и теперь вершил их судьбами.