Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

На уровне государственной службы, пожалуй, место главы городского управления Эдо было самым обременительным. Как все говорили, эта должность представляла собой верный способ до срока сойти в могилу. И в самом деле, многие главные управляющие столицы умерли буквально на своем посту[638]. Но Тояма – плотный, краснолицый мужчина на шестом десятке[639] – казался исключением из правил. Он был по-прежнему полон энергии, а его зычный голос звучал непреклонно во время допросов преступников. Ему уже не приходилось никому ничего доказывать. В эшелонах власти он поднялся даже выше своего необыкновенно талантливого отца и стал одним из самых доверенных советников сегуна. Более тридцати лет он прожил со своей женой Окэи[640]; их дети сделали блестящие партии и карьеры.

Что могло быть общего у Тоямы с Хиросукэ – этим разведенным мигрантом, этим провинциалом с мутным прошлым и весьма сомнительными претензиями на статус самурая? Тем не менее такой человек мог стать полезным даже очень высокопоставленному сановнику, и Тояма понимал это. Знаменосцы нередко нанимали так называемых финансовых помощников[641], которым поручали запугивать должников и вытрясать налоги из крестьян, населявших хозяйские владения. Кроме того, Хиросукэ мог быть полезен Тояме и в конторе городского управления. Чаще всего поимкой преступников занимались самураи, состоявшие при городском управлении, чьи должности передавались по наследству, однако Тояма держал при себе несколько личных слуг, помогавших ему в сыскном деле[642]. Хиросукэ неплохо знал трущобы и закоулки Эдо, что в данном случае было весьма ценным. Если такого рода слуга в подобной работе оказывался совсем бестолковым, его всегда можно было приставить в помощь приказчику, ходившему с поручениями, или отрядить носить копья и коробки.

Для Хиросукэ стало невероятной удачей попасть на службу к Тояме – это сулило не только благополучие в настоящем, но и уверенность в будущем, которой прежде у него не было. Годами Хиросукэ менял одно место за другим, перемещаясь от особняка к особняку очередного знаменосца: его часто нанимали всего на месяц или два, а потом давали расчет. Однако глава городского управления, да еще с такой репутацией, как у Тоямы, – совсем не то, что обычный самурай или даже знаменосец. Пока Тояма занимает эту должность, ему всегда будут нужны свои люди и всегда хватит денег, чтобы платить им за работу. Наконец-то у Хиросукэ появилась возможность жить с женой. Они с Цунено теперь могли поселиться в комнате при Южной конторе городского управления, поскольку в течение срока службы главного управляющего там были обязаны жить – помимо самого Тоямы – все его домочадцы и слуги[643].

Дом, где поселилась Цунено, наводил ужас на весь Эдо. Даже главные ворота выглядели зловеще – с их козырьком, покрытым толстой темной черепицей, с их расположенными по бокам двумя сторожевыми будками, углы крыш которых круто загибались вверх[644]. Из-за них казалось, будто контора главы городского управления засела на краю жилых кварталов и грозно смотрит на город из-под насупленных черных бровей. Когда в шестом месяце 1846 года Цунено только прибыла в столицу, главные ворота были заперты – это означало, что в данный момент южный глава городского управления не ведет прием жителей[645], а все ходатайства, жалобы и прочие бумаги следует нести в Северную контору. Но даже в неприемные дни сам Тояма, конечно, работал не покладая рук: оформлял бумаги, вел следствия по затянувшимся делам, переписывался с верховным советом сегуна относительно прецедентов, посещал собрания[646]. А вся его контора стояла пустой вплоть до следующего месяца – тогда деревянные створки ворот вновь распахивались, тем самым обозначая, что чиновники готовы разбирать дела горожан.

В приемные дни ворота открывали рано утром и закрывали под конец рабочего дня, то есть ранним вечером[647]. За воротами был двор, засыпанный блестящим черным гравием, который делила ровно пополам дорожка из голубых камней, выложенных на небольшом расстоянии друг от друга, – она вела к главному зданию конторы. Этот просторный двор использовался для особенно торжественных церемоний, когда красиво замирали выстроенные в шеренги конные чиновники; когда в сопровождении слуг и помощников выезжал с официальными визитами глава городского управления.

Обычные люди никогда не пользовались главными воротами – их распахивали символически, лишь ради внешнего эффекта. Посетителей впускали во двор через небольшую калитку справа[648]. По ночам эта калитка была открыта на случай неотложных обращений и чрезвычайных происшествий; днем около нее толпились истцы и ответчики, вызванные в суд для дачи показаний. Все они набивались в маленькую приемную и ждали, когда охранник выкликнет их по имени и сути разбираемого дела. Податели гражданских исков заранее содрогались при мысли о выматывающе долгом ожидании у правой калитки – испытание, через которое приходилось проходить по многу раз в ходе разбирательства.