Незнакомцы в поезде

Все эти вырезки — про него. Неделя шла за неделей, идиотам в полиции утерли нос! Отпечатки подошв — вот и все их улики, а ботинки те он давно выкинул! На днях они с Уилсоном кутили в отеле в Сан-Франциско; сейчас Бруно отпраздновал бы с куда большим размахом — если б только с ним был Гай. Идеальное убийство! Многие ли способны провернуть идеальное убийство на острове в окружении сотен людей?

И он не из тех болванов, про которых в газетах пишут, — тех, кто убивал, «чтобы посмотреть, каково это». Тех, кому после и сказать нечего, разве только пожаловаться, что их сразу стошнило и что «вышло не так здорово, как мне думалось». Вот если бы у него брали интервью, он бы воскликнул: «Это было восхитительно! Лучше некуда!» («И вы готовы сделать это еще раз, мистер Бруно?») «Вероятно», — предположил бы он уклончиво, как полярный исследователь в ответ на вопрос, готов ли он провести еще одну зиму во льдах. («А что вы чувствовали?») Он бы наклонил поближе микрофон, поднял глаза к потолку и немного поразмыслил. Пусть мир затаит дыхание. Что он чувствовал? «Видите ли, такое не сравнить ни с чем. Вы же понимаете, она все равно была бесконечно дурная женщина. Можно сказать, я убил горячую маленькую крысу, только это была женщина, и лишь потому говорят про убийство». Само тепло ее тела внушало ему отвращение. Когда дело было сделано, у него мелькнула мысль, что теперь ее тело перестанет излучать тепло, и она станет такой, какой была на самом деле, — холодной и уродливой. («Вы говорите — уродливой, мистер Бруно?») Да, именно так. («То есть вы считаете, что труп человека уродлив?») Бруно сдвинул брови. Нет, на самом деле он не считает, что трупы всегда уродливы. Но если это труп дурного человека вроде Мириам, то людей должно радовать такое зрелище. («А власть, мистер Бруно?») О да, власть, власть была упоительна! Своими руками он отнял жизнь. Никто не знает, что такое жизнь, ее ценят превыше всего, а он взял и отнял. В миг, когда она перестала трепыхаться, все лишнее — опасность, страх, боль в пальцах — исчезло, осталось лишь величие момента, таинство прекращения жизни. Кругом превозносят таинство рождения, но в чем тут тайна?! Соединились две зародышевые клетки — и вот вам новая жизнь! Зато смерть — это тайна! Почему женщи-на прекратила существовать оттого, что он подержал ее за горло? И что вообще такое жизнь? Что чувствовала Мириам, когда он разжал хватку? Где она в это время находилась? Нет, он не верит в загробную жизнь. Ах, какое могло бы получиться интервью! («А вы хотели убить именно женщину?») Откуда взялся этот вопрос? На секунду Бруно растерялся, но быстро вернул себе присутствие духа. Да, он был очень рад убить именно женщину. Нет, он не искал в этом сексуального удовлетворения. Нет, он не испытывает ненависти к женщинам вообще. Отнюдь нет! От любви до ненависти один шаг. Чей это афоризм? Так вот, он так никогда не думал. Одним словом, ему просто было приятно убить женщину, убийство мужчины не принесло бы такого удовольствия. Разве что убийство папаши.

Телефон…

Он обнаружил, что стоит, слепо уставившись на телефонный аппарат. Любой попавшийся на глаза телефон напоминал о Гае. Бруно мог бы выяснить его номер хоть сейчас, потребовалась бы всего пара звонков правильным людям. Но Гаю это не понравится. Наверняка он еще нервничает. Следует дождаться ответного письма. Оно придет со дня на день, ведь Гай должен был получить его послание в конце прошлой недели. Для полного счастья Бруно не хватало лишь одного — возможности услышать голос друга, слова благодарности. Они теперь связаны вместе крепче родных братьев. Многие ли любят братьев так же, как он любит Гая?

Бруно вышел на балкон и оперся на узорную кованую ограду. Утреннее солнце припекало и в самом деле приятно. Под окнами до самого океана простиралась зеленая лужайка, широкая и ровная, как поле для гольфа. По ней в белом теннисном костюме и с ракетками под мышкой шествовал Сэмми Франклин. Сэмми, грузный и рыхлый, как потерявший форму боксер, напоминал Бруно еще одного голливудского актеришку, увивавшегося за матерью три года назад. Того звали Александр Фиппс. И почему он вообще запоминает их дурацкие имена? Сэмми хохотнул, протягивая руку матери. На секунду в Бруно всколыхнулась старая неприязнь. Merde.[9] Он презрительно окинул взглядом широкую задницу в белых фланелевых штанах и решил полюбоваться на что-нибудь другое. Через живую изгородь перелетели два пеликана и плюхнулись на траву. Вдалеке над голубыми волнами плыл парус. Три года назад Бруно умолял бабушку купить яхту, и вот яхта стоит на приколе…