Незримая жизнь Адди Ларю

Это была тяжелая и одинокая жизнь, говорит она, но и чудесная тоже. Адди пережила войны, сражалась в них, стала свидетелем революции и возрождения. Оставила свой след в тысячах произведений искусства, словно отпечаток пальца на дне невысохшей глиняной миски. Видела чудеса и сходила с ума, танцевала на снегу и до смерти замерзала на берегах Сены. Множество раз влюблялась в призрачного бога и однажды полюбила человека.

Адди устала. Невыразимо устала.

Но без сомнений она – жила.

– Не бывает только хорошего или плохого, – говорит Адди. – Жизнь намного сложнее.

И тогда посреди темной ночи Генри спрашивает, а стоило ли оно того.

Стоили ли мгновения радости месяцев горя?

Мимолетная красота – долгих лет страданий?

И тогда Адди поворачивает голову, смотрит на него и отвечает:

– Всегда.

Они засыпают под звездами, а когда просыпаются утром, жара заканчивается, их встречает прохлада, первый вестник новой осени, той, которую Генри уже не увидит.

И все же он твердит себе, что не боится.

* * *

А потом оставшиеся недели превращаются в дни.

Пора прощаться.

Однажды вечером Генри встречается с Беа и Робби в «Негоцианте». Адди сидит за барной стойкой, потягивая газировку. Дает ему время поговорить. Генри хочет, чтобы она была рядом, Адди нужна ему – безмолвный якорь во время бури. Но они оба знают, что, присоединись она к компании, Беа и Робби могли бы все забыть, а нужно, чтобы помнили.

На какое-то время все становится чудесно, до боли нормально.

Беа рассуждает о своей диссертации – наверное, девятый раз оказался удачным, потому что проект одобрили. Робби рассказывает о премьере, которая состоится через неделю, но Генри не говорит ему, что пробрался вчера на генеральный прогон. Они с Адди, пригнувшись, спрятались на заднем ряду, чтобы посмотреть Робби на сцене – в родной стихии – гениального и прекрасного, с дьявольской усмешкой развалившегося на троне во всем блеске обаяния Боуи и собственных чар.

Наконец Генри врет друзьям, что собирается ненадолго уехать из города.

На север, навестить родителей. Да, еще не пора, но приехали родственники, и мама уговорила с ними повидаться. Это всего лишь на один уик-энд.

Беа он просит поработать в магазине, а Робби – покормить кота.

Они соглашаются – легко и просто, потому что не знают, что это прощание. Генри оплачивает счет, Робби шутит, Беа жалуется на своих старшекурсников, а Генри говорит, что позвонит, когда вернется.

А когда он уже собирается уходить, Беа целует его в щеку, а он обнимает Робби. Тот строго наказывает ни в коем случае не пропускать представление, и Генри обещает, что ни за что не пропустит, и вот они уже уходят, и вот уже ушли.

«Таким и должно быть прощание», – решает Генри.

Не точка – многоточие, подвисшее предложение, пока его не продолжит кто-нибудь другой.

Дверь, оставленная открытой. Дрема перед глубоким сном.

Генри говорит себе, что не боится.

Говорит, что все в порядке, с ним все нормально.

А когда начинают одолевать сомнения, его руку накрывает рука Адди – мягко и уверенно ведет Генри домой. Они забираются в постель и прижимаются друг другу. Двое людей, укрывшихся от бури.

Примерно в середине ночи Генри чувствует, как Адди встает с постели, слышит ее шаги в коридоре.

Но уже слишком поздно, и мысли текут чересчур лениво.

Генри переворачивается и снова засыпает, а когда просыпается в темноте, Адди снова рядом с ним.

Стрелка на часах становится на деление ближе к полуночи.

XVII

4 сентября 2014

Нью-Йорк

Совершенно обычный день. Они угнездились в постели голова к голове, Генри гладит руки Адди, ее щеки, пальцами запоминает кожу. Он шепчет ее имя снова и снова, словно она может сберечь его, сохранить и пользоваться после того, как он уйдет.

Адди, Адди, Адди…

Но, несмотря на все, Генри счастлив. Или по крайней мере себя в этом убеждает. Твердит, что готов и что не боится. Думает, что, если остаться здесь, в постели, можно продлить день. Если затаить дыхание, секунды перестанут утекать, получится зажать минуты сплетенными с Адди пальцами.

Эта мольба остается невысказанной, но Адди, похоже, чувствует его настроение, потому что даже не предпринимает попытки встать. Она лежит с ним в кровати и рассказывает истории.

Уже не про их с Люком годовщины – те закончились, – но о других днях в сентябре или мае, тихих днях, которые никто бы и не вспомнил. О сказочных бассейнах острова Скай, северном сиянии в Исландии, о том, как она плавала в озере, настолько чистом, что видела дно на десять метров в глубину. Это было в Португалии… или в Испании?

Истории, которые Генри никогда не запишет.