Незримые

Обадайя рыскал по закоулкам сознания, выискивая информацию о Блэквуде. Англичанин явился не один, а в сопровождении агента – той самой, с чьим напарником Обадайя поразвлекся в доме Питерса.

Треклятые агенты Блэквуда. Его союзники.

Тщетно Обадайя перебирал скудные воспоминания. Да, с курсом он не ошибся, в остальном от вместилища не было никакого проку. Пустота полюбовался окровавленной физиономией и криво ухмыльнулся.

А после бросился бежать. Он мчался по улицам Энглвуда.

Не обращая внимания на изумленные крики прохожих.

И бежал до тех пор, пока впереди не замаячила автострада.

И высокая эстакада.

Он вскарабкался на ограждение. Изрезался об острые шипы.

И сиганул вниз.

Падение.

Удар.

Высвобождение.

Экстаз.

Одесса перезвонила Линусу из больничной ванной комнаты:

– Как Омаха?

– В целом хорошо. Правда, в номере маловато рабочего пространства. Приходится сдвигать стол, тумбочку и кровать, но это мелочи. Ну и тоскливо, конечно. Ты куда пропала? Я звонил.

– Да вот заехала в Куинс, в госпиталь, где лежит агент с сердечным приступом. Решила его проведать.

– Молодец. И как он?

– Как только вернется в палату, спрошу. Он пока на процедурах.

– Голос у тебя бодрый. Совсем как раньше.

Одесса и впрямь чувствовала воодушевление, хотя понимала – это лишь временная иллюзия.

– Некогда унывать. – Загадочный Хьюго Блэквуд интриговал ее. А еще бесил и трепал нервы. Но не рассказывать же об этом по телефону.

– Твой адвокат не объявлялся?

Настроение сразу испортилось.

– Линус, у меня масса дел.

– Не кипятись, ладно? Я просто волнуюсь. Оставил тебя совсем одну.

– Ты такой лапочка. – Одесса покосилась на дверь. Ей не терпелось попасть в палату раньше Соломона. – Рада была поболтать.

– Только не пропадай, звони почаще. Не заставляй меня нервничать.

– Хорошо, мамуля, – улыбнулась Одесса.

Линус засмеялся:

– Ладно, до скорого. Продолжай в том же духе. – Он повесил трубку.

Одесса медлила, разглядывая фотографию Линуса на телефоне, пока не погас экран. На фоне Блэквуда с его специфической манерой общения так приятно и вместе с тем непривычно вести непринужденный диалог. На панели мигало уведомление о полученной почте. Одесса нехотя проверила ящик. В глаза сразу бросилось сообщение от Лорены, ее подруги из департамента Нью-Джерси, отправленное с личного аккаунта. В теме значилось «КАКОГО ХРЕНА?».

Одесса поспешила в палату. Соломон еще не вернулся – вот и отлично, она не пропустит трогательный момент воссоединения. Телевизор в углу работал в беззвучном режиме, шесть комментаторов передавали последние новости. Блэквуд стоял у грязного окна, спиной к двери. При появлении Одессы он обернулся:

– Куда вы запропастились? Я уже собирался уходить.

– Не любите ждать? Не научились терпению за четыреста пятьдесят лет?

– Не люблю бездарно тратить время.

Тусклый свет, сочившийся сквозь мутное стекло, озарял долговязую фигуру того, кто противоречил всяким представлениям Одессы о реальности. Временами он чудился ей жутким выходцем из иной вселенной. Может, всему виной прилив энергии от съеденного греческого салата, но сейчас, как никогда, Одесса вознамерилась докопаться до правды.

Она сунула ему телефон:

– Часто наведываетесь в Восточную Европу?

– Откуда такие вопросы? – прищурился Блэквуд.

Одесса вывела на экран выцветшую фотографию: на мокром от дождя перекрестке у «фольксвагена» с немецкими номерами стоит группа мужчин в шляпах и узких галстуках. На дорожном знаке, украшенном изображениями американского, французского и британского флагов, виднеется надпись «Контрольно-пропускной пункт». Соседний знак на трех языках гласит: «Вы покидаете американский сектор».

Одесса поднесла телефон ближе, хотя Блэквуд пятился от него, как от бешеной собаки.

– Чекпойнт «Чарли», – объявила Одесса. – Основной КПП между Восточным и Западным Берлином в период холодной войны. Снимок взят из архивов ФБР и датирован тысяча девятьсот шестьдесят четвертым годом.

Большим и указательным пальцем Одесса увеличила кадр с лицами присутствующих. Все мужчины улыбались, кроме одного. Она максимально увеличила изображение.

Блэквуд и бровью не повел.

– Это вы, – констатировала Одесса и загрузила второй снимок из почты. – А здесь у нас Уэйко, штат Техас. Тысяча девятьсот девяносто третий год, припоминаете?