Незримые

Ингрид сняла постельное белье в южной зале, прокипятила его в стоящем в шведском лодочном сарае чане и повесила там же, на новой пристани, сушиться. Она застелила кровать свежим бельем и сказала Барбру, что отныне той не придется жаловаться на тесноту – теперь Сюсанна будет спать с Ингрид. Барбру сказала, что это вовсе не обязательно. Ингрид ответила, что решать ей. Барбру улыбнулась и промолчала. Постельное белье Сюсанны перенесли в южную залу, и Ингрид стала учить ее ходить, методично и безжалостно, она одевала Сюсанну и вела ее на улицу. В метель они ходили кругами по пристани, или по лодочному сараю, или по гостиной.

Ларс с Феликсом рыбачили – и с лодки, и сетью с берега. Раны у Феликса затянулись, но потом снова вскрылись, похожие на опухшие глотки с маленькими кроваво-красными язычками. Однако падал он сейчас реже, и новых ран у него не появлялось. Ингрид и Барбру доили животных, кормили их и занимались стряпней. С каждым днем Сюсанна ходила все увереннее и к тому же начала говорить.

– Печка горячая.

– Да.

– И труба.

За два дня до Рождества ветер стих настолько, что они сели на весла и поплыли в лавку – ставить парус они не решились, и Феликса всю дорогу укачивало и тошнило так, что умереть хотелось, но ступив на берег, он ожил. Своего старого дома он уже два месяца не видел. И вот дом стоит перед ними, темный, большой, с поскрипывающим флюгером за высокими голыми деревьями. Казалось, Феликс его даже не узнал. Впрочем, потом он сказал:

– Мой дом.

– Нет, – сказала Ингрид.

Они пошли в лавку и купили мешок моркови, хотя Ларс поклялся, что они в последний раз тратят деньги на морковь – они на Баррёе и сами ее сажать могут. Они взяли в лавке парафин, и муку, и все остальное, записанное на давно забытом ноябрьском четверге, и не отвечали на вопросы Маргот – та снова преисполнилась дружелюбия, однако Ингрид оказала ей холодный прием, а Ларс, когда они вышли на улицу, обозвал лавочницу жирной коровой.

Феликс восхищенно засмеялся. На свой старый дом он больше не обращал внимания. Зато Ингрид кое-что заметила: взгляд у Ларса больше не казался странным.

На обратном пути парус они тоже поднимать не стали, дошли на веслах, Барбру с Сюсанной ждали их у причала. Обе плакали. Когда их спросили, что случилось, Барбру, не ответив, взвалила на спину мешок с морковью и зашагала к дому. Ингрид сказала Сюсанне, что больше на руках ее носить не будет, ни за что, пускай сама идет до дома, даже если ползти придется.

Той и впрямь пришлось ползти, но лишь последние пятьдесят метров, а сначала Сюсанна шла, как полагается.

На следующий день ветер почти стих. Небо было иссиня-черным и прозрачным, как море, когда оно светится. Вся семья села на весла и отправилась на Скугсхолмен выбирать самый красивый можжевеловый куст, чтобы нарядить его в доме, как обычно, за день до Рождества. Чуть раньше Ингрид прочитала письмо, лежавшее в сундуке с сервизом Сесение. Из письма она узнала секрет, которым не спешила ни с кем делиться: чернильные строчки рассказывали, что Сесение в больнице в Будё, но скоро ее выпишут, хотя и факторию, и дом уже продали на аукционе, а может, туда уже и жильцы новые въехали.

Это у Ингрид в голове не укладывалось.

По пути обратно она сказала, что, когда они вернутся, Ларсу и Феликсу надо помыться – в хлеву, в ведре для снастей, а что сейчас холодно, так это ерунда. Вдобавок им надо привести в порядок отцовские снасти – когда дядя Эрлинг заглянет к ним, пускай забирает снасти на Лофотены, за них им дадут не меньше половины доли, а это несколько сотен крон. Ингрид знает, как подготовить снасти. И Ларс тоже знает. А Феликса можно научить.

Глава 46

Однако они не успели. Уже на второй день Рождества к острову причалила шхуна «Баррёйвэринг», а за штурвалом стоял разгневанный дядя Эрлинг: по милости этого треклятого пастора он узнал о гибели брата лишь за день до Рождества, пастор послал, видишь ли, телеграмму морем, и она шла незнамо сколько через все острова, – а он теперь даже к сезону толком не готов. Помимо троих рыбаков, дядя привез с собой жену Хельгу и восемнадцатилетнего сына Арнольда.

А где Мария?

О нет, так здесь теперь все кувырком пойдет.

Они привезли половину свиной туши и связку колбас. Хельга, Барбру и Ингрид отмыли весь дом и протопили в каждой комнате, в каморке старого Мартина тоже – и в нее вселилась Хельга с чемоданом, Библией, вышитой скатертью и рождественским вертепом, а рыбаки остались ночевать на шхуне.

Ларс попросился вместе с ними на Лофотены, но об этом и речи быть не могло: они выходят далеко в море, рыбачат на самом краю шельфа, а ему всего двенадцать исполнилось. Ларс возразил, что мог бы на берегу оставаться, наживку готовить.

– Наживляльщиков у нас и без тебя хватает, – отрезал Эрлинг. Он наказал Ларсу оставаться на Баррёе и заботиться о семье. Да и в школу пора возвращаться. Хельга решила остаться, пока Мария не вернется.

– Ведь она же вернется?

Этого они не знали.