Незримые фурии сердца

– Успех-то не ваш, но вашей жены, – возразил я. – Положа руку на сердце, вы получали такие хорошие деньги, что вовсе не было нужды жульничать.

– Ладно, бог с ним. – Чарльз пожал плечами. – С долгом я рассчитался, а мой банковский счет пополняется беспрерывно. В следующем году, может быть, маленько заплачу. По настроению. Благослови господь университеты, правда? Во всех изучают творчество Мод. Кроме канадских. Что за чертовщина, а? Почему это канадцам не нравятся ее романы?

– Не могу сказать.

– Странные люди. Выясни это, хорошо? А ты по-прежнему трудишься в министерстве образования? Кажется, там есть отдел межнациональной культуры… – Он осекся, явно не зная, как закончить фразу.

Меня это слегка встревожило.

– Чарльз, уже почти тридцать лет, как я ушел с государственной службы.

– Правда? Зря, работа отменная. С хорошей пенсией. Наверняка ты бы хотел вернуться. А что ты натворил? Ухватил секретаршу за лохматку? Пошалил с ней за закрытыми дверями?

Я вздохнул и посмотрел в окно. На тюремном дворе одни заключенные играли в футбол, другие курили и болтали.

Я ждал, что вот-вот разразится драка, как всегда бывало в фильмах, но нет. Напротив, все, похоже, радовались хорошей погоде. Весьма огорчительно.

– Сколько вам еще осталось? – спросил я.

– Всего шесть месяцев. Знаешь, здесь не так уж скверно. Кормежка очень хорошая. И сокамерник мой, Дензел, пристойный парень. Ограбил три почтовых отделения, но слышал бы ты его рассказы! – Чарльз рассмеялся. – Ты мог бы вставить их в свои книжки, только, боюсь, он тебя обвинит в краже интеллектуальной собственности. Ты же знаешь этих уголовников. На досуге все штудируют кодекс.

– Я не пишу книги, Чарльз. Я работаю в парламентской библиотеке.

– Ты писатель, не выдумывай. Сочиняешь детские книжки о мальчишке-хорвате, путешествующем во времени, точно?

– Мальчишка – словенец. И книги эти пишет Игнац.

– Какой еще Игнац?

– Ну он мне… вроде как сын.

– По-моему, твоего сына зовут Колм.

– Нет, Лиам.

– И он писатель?

– Да нет же. – Я вздохнул. – Писатель – Игнац. Лиам – студент.

– Это он написал про женщину, которая так ненавидела покойного мужа, что каждый день ходила на кладбище и мочилась на его могилу?

– Нет, то написала Мод. – Я вспомнил одну из самых мелодраматичных сцен в романе «И жаворонком, вопреки судьбе…».

– Ах да, Мод. – Чарльз задумался. – Бедняжка Мод. Нынешняя популярность ее бы взбесила.

– Наверняка. Но она давно почила, не изведав этой напасти.

– Как она говорила? «Пошлость популярности»?

– Точно.

– И слава богу, что она не дожила. Хотя иногда я по ней скучаю. Мы не особо ладили, но она не была дрянью. Вот только дымила как паровоз, а я не любитель курящих женщин. Ведь она тебе не родная мать. Погоди, ты не знал? Наверное, не надо было говорить.

– Да знал я. На этот счет я никогда не заблуждался.

– Вот и славно. Помни, ты – не настоящий Эвери.

– И это мне известно, – усмехнулся я.

– Но я рад, что мы тебя усыновили. Ты хороший мальчик. Добрый. И всегда был таким.

В душе моей шевельнулось какое-то безымянное чувство, но, изучив его внимательнее, я понял, что слегка растроган. За все сорок девять лет нашего знакомства с Чарльзом ничего приятнее я от него не слышал.

– И вы были неплохим отцом, – солгал я. – С учетом всех обстоятельств.

Он покачал головой:

– Похоже, мы оба понимаем, что это неправда. Я был ужасным отцом. Тобой совсем не интересовался. Таким уж я уродился. Ничего не попишешь. Однако я дал тебе кров, а это уже что-то. Другие и этого не делают для своих детей. Ты так там и живешь, Колм?

– Я Сирил, – поправил я. – Если вы о доме на Дартмут-сквер, то – нет. Вы его лишились, когда первый раз попали в тюрьму, помните? Дом купил Макс.

– Да-да, верно. Кажется, сейчас там живет его сын со своим… – Чарльз изобразил кавычки, – партнером.

– Нет, Джулиан там не живет. Он умер.

– Не может быть! – вскрикнул Чарльз. – Какой ужас! Погоди, я, кажется, припоминаю. На него напали, да? Какие-то бандиты. Забили до смерти.

Я выпрямился и прикрыл глаза. Господи, сколько это будет продолжаться?

– Нет, это случилось не с Джулианом. С Бастианом.

– А Макс рассказывал мне, что сын его умер по дороге в больницу.

– Макс ничего вам не говорил. Рассказал я. Все это произошло с Бастианом.

– Кто такой Бастиан?

– Неважно, – сказал я, хотя это было важно. Очень важно. – Чарльз, вы меня беспокоите. Вы давно показывались врачу?

– Давненько. А что?

– Просто вы всё… немного путаете.

– Я не маразм, если ты об этом.

– Вы хотели сказать, у вас нет маразма, – опять поправил я.

Чарльза выставил палец и повторил:

– Я не маразм.

– Хорошо, вы не маразм, – согласился я. – Но ведь никакого вреда, если врач вас осмотрит.

– Только если я сам к нему схожу. Или к ней. Говорят, нынче есть хорошенькие докторицы. Что дальше? – Он рассмеялся. – Бабы начнут водить автобусы и получат право голоса, если их не остановить.

– Тюремное начальство не выпустит вас на прием к врачу. Скажет, пусть врач приедет сюда. Разве что потребуются анализы. А они могут потребоваться.

– Ну поступай как знаешь, а для меня важно одно – выйти отсюда и оказаться дома.