Незримые нити

Девушка пожала плечами. Маленький, лет двух, мальчик выглянул из-за ее ног.

— Привет! — сказал малышу Семен.

Мальчик засмеялся и спрятался за мать.

— Соседка сдает квартиру, — объяснила девушка с розовыми волосами. — Вчера приходил какой-то парень, но я понятия не имею, будет он здесь жить или нет.

— Телефон соседки у вас есть? — Семен перестал улыбаться и посмотрел на девушку взглядом строгого полицейского. — Я врач. Меня вчера сюда вызвали, а вызов оказался ложным. Мне никто не открыл. Звоните соседке, если она не хочет неприятностей на свою голову.

Девушка резко вдохнула, прикрыла дверь и, появившись через несколько секунд, продиктовала цифры.

— Разбирайтесь сами! Мы-то тут при чем?

— Как зовут соседку? — успел спросить Семен.

— Елена Анатольевна!

Дверь окончательно захлопнулась, и Наташа укоризненно сказала:

— Ты ее напугал.

— Переживет! Тебя вчера тоже напугали.

Он медленно пошел по лестнице, на ходу набирая номер. Наташа поплелась следом.

Хозяйке квартиры Семен тоже зло рассказал про ложный вызов. Еще спросил, есть ли у нее паспортные данные жильца, и пригрозил, что заявит в полицию.

— Ну что? — спросила Наташа, когда он убрал телефон.

— Ее нет в Москве. Приедет через несколько дней и мне позвонит. А фотографии паспорта у нее есть.

— И тетку несчастную перепугал, — упрекнула Наташа.

Семен остановился и зачем-то опять пошел наверх, обойдя Наташу.

На этот раз девушка с розовыми волосами открыла дверь не так быстро.

— Ребенок болеет? — хмуро спросил Семен.

— Нет, — растерялась девушка.

— Вызовите врача! Сыпь похожа на ветрянку.

А Наташа никакой сыпи у малыша не заметила.

* * *

Черные кудри щекотали шею. Борис сильнее притянул Ирену к себе и попросил:

— Скажи что-нибудь.

Она погладила его плечо, он поймал пальцы, поцеловал.

— Уезжай!

Со шкафа напротив постели на него смотрела большая фарфоровая борзая. Очень похожая, только меньше размером была когда-то у матери. Статуэтка была старинная, императорского фарфора. Маленький Боря ее разбил, заплакал от испуга, а отец Борю успокаивал. Отца не стало, когда Борис заканчивал школу.

Ирена снова провела пальцами по его плечу, он снова поцеловал ей пальцы.

— Уезжай, Боря.

Она была права. Каждая лишняя секунда рядом с ней могла только усилить грусть, которая обязательно придет, когда он окажется один, без нее.

— Я не знал, что я очень одинокий, — сказал Борис.

Она снова погладила его плечо. Она все понимала.

Ему только казалось, что он счастлив с Лизочкой. На самом деле он уставал от жены, ему не о чем было с ней разговаривать, а радость от ощущения мягкого податливого тела проходила, как только он отодвигался от Лизы и начинал думать о чем-то другом — о работе, о Маше.

— Света сказала, что у тебя и первый муж погиб.

— Было такое.

— Ты его любила?

Вопрос был глупый, ненужный. Ему хотелось услышать не о муже, ему хотелось услышать, что ей хорошо только с одним Борисом, а все, что было раньше, не имеет никакого значения, не стоит даже воспоминания.

— Да, — помолчав, ответила Ирена.

Он знал, что она ответит именно так.

— Ира…

— Не говори ничего, — быстро сказала она. — Молчи.

Она была права, ему нужно немедленно уходить. Долгие проводы — лишние слезы, всплыло откуда-то из глубин памяти.

— Поужинаем? — предложил он.

Она покачала головой — нет — и, быстро от него отодвинувшись, села на кровати, накинула махровый халат. Он протянул руку, погладил ее по бедру.

— Уезжай, Боря.

Ирена грустно и ласково ему улыбнулась. Наверное, ей было хуже, чем ему. У него была Лиза, Маша, в конце концов, работа, а у Ирены не было ничего, кроме одиночества. А получалось, что Ирена его утешает.

Борис ушел минут через пятнадцать. Такси вызывать не стал, двинулся наугад вдоль лежащего с краю тротуара сугроба. Через несколько метров заметил в сугробе проход, постоял у проезжей части с поднятой рукой и сел в остановившуюся рядом «Киа».

Ему повезло, он успел на последний поезд до Москвы. А еще больше повезло, что ехал в купе один.

Нужно было предупредить Лизу. Глядя на мелькающие за окном огни, Борис достал телефон, но набрал не жену, а Ирену.

— Я еду.

— А я, пожалуй, полежу в ванне, — бодро откликнулась она. — Я люблю лежать в кипятке.

— Говорят, это вредно.

— Жить вообще вредно.

Ирена рассмеялась, но он знал правду — ей было очень грустно.

Не только ему казалось, что их сразу связало что-то трудно объяснимое, но очень сильное. Она это тоже чувствовала.

Жаль, что они встретились так поздно.

— Я буду тебе звонить.

— Звони.

Борис подержал телефон и положил его на столик. Разговаривать сейчас с Лизой он не мог.

Постучала проводница, предложила чай. Он кивнул — принесите.

В полагающейся пассажирам коробке с завтраком, помимо пакетиков с чаем, лежали какие-то нарезки. Борис открыл одну, положил в рот пластинку сыра. Сыр был невкусный, и доедать его он не стал.

А чай оказался неплохой.

Огни за окном сменились прочной теменью.

* * *

Соседка Сабина Федоровна гуляла с Кузей, квартира встретила непривычной тишиной.

— Семен, нам надо поговорить! — раздевшись, сказала Наташа.