Как и рассчитывала Щеголева, немецкий часовой растерялся, не сумел задержать детей. Он лишь крикнул, указывая на огород:
— Там стреляют!
Прасковья Ивановна в ответ махнула рукой.
Они работали на огороде, как вдруг начали бить зенитки и пулеметы. Наталья Степановна испуганно перекрестилась, нагнулась к Коле и Полине и обняла их. А Прасковья продолжала собирать картошку.
Стрельба усилилась. Все небо было испещрено разрывами зенитных снарядов. За крутым берегом Дона раздался свист, непонятный шум, и Щеголевы увидели падающий краснозвездный самолет. Ни женщины, ни дети не успели сделать и шага, как машина оказалась на земле в ста метрах от них. Из носовой ее части вырвались клубы дыма, языки пламени.
Прасковья Ивановна побежала к самолету, крикнула на ходу:
— Мама, неси ведро с водой!
В передней кабине сидел летчик. У него было окровавлено лицо. Обе Щеголевы бросились к нему, стали тормошить за плечи:
— Выходи, сгоришь!
Пилот молчал. Тогда женщины попытались вытащить его из кабины. Это привело летчика в сознание, он спросил:
— Где я?
— Вылазь скорее, сгоришь, — ответила Прасковья Ивановна и помогла летчику выйти из кабины. — Иди до хаты. Переоденься. Там найдешь пиджак и фуражку.
Летчик не знал, что это были за люди; но он сразу поверил молодой женщине и, хромая на левую ногу, пошел к хате. С трудом он снял шлем. В это время в дверях показался Саша:
— Беги, едут немцы!
Летчик вышел из хаты, увидел овраг и ползком стал пробираться по высокой траве к нему.
Фашистские солдаты ехали на машине. Прасковья Ивановна успела сказать:
— Все молчите, сама буду отвечать…
Немецкий офицер крикнул:
— Где летчик?
— Не знаю, мы его не видели.
— Как не видели? Вон его самолет горит!
— Не видели, ничего не знаем…
Офицер дал команду, и солдаты побежали кто по огороду, кто в хату.
— Скажи, и ты получишь награду, — опять обратился офицер к Щеголевой.
— Мы его не видели… Ничего о нем не знаем, — ответила Прасковья Ивановна.
Солдаты обыскали все село, но летчика не нашли. Офицер приказал им садиться в машину, но в это время подошла другая машина с солдатами и овчарками. Из нее вышел гестаповец в черной форме.
— Куда дела летчика? — заревел он на Прасковью Ивановну и пнул ее кованым сапогом по ногам. — Говори, убью на месте!
— Не видела, не знаю…
Другой офицер ударил рукояткой пистолета по лицу Саши. Два солдата схватили мальчика и заперли его в доме. Но он, открыв окно, выпрыгнул в огород, под защитой кустарника и травы добрался до оврага и сверху, из-за кустов, увидел картину зверской расправы.
Десять разъяренных эсэсовцев, истязая мать и детей, требовали указать, куда исчез летчик.
Что стоило Прасковье Ивановне просто показать на овраг — ищите, мол, там?! Возможно, будь на ее месте человек слабее духом, он и протянул бы руку в сторону оврага…
Но она повторяла:
— Не видела, не знаю…
Новый зверский удар в лицо.
— Не видела.
Овчарки стали терзать детей:
— Не видела…
В ее словах была непонятная врагам, непреодолимая их пытками сила, сила духа советского человека, уверенно побеждавшая фашизм.
…На следующий день старшая дочь Прасковьи Ивановны Таня и родственница Екатерина Герасимовна получили разрешение на захоронение.
То, что они увидели, было страшно. Дом разграблен. Огород вытоптан. Земля во дворе залита кровью. Везде валялись клочья волос и детской одежды.
Открыли деревянный щит погреба… Дети и женщины были изуродованы, их нельзя было узнать…
Что же стало с летчиком, спасенным такой дорогой ценой?
Мартыненко приходил на службу и снова внимательно перечитывал пожелтевшие от времени бумаги. Заявления, сделанные жителями села Ендовище сразу же после изгнания оккупантов, были противоречивы. Одни утверждали, что о раненом летчике фашисты узнали от Натальи Коршуновой, другие показывали, будто его выдала Мария Дубинкина. Кто из них прав?
Виктор Александрович решил поехать на место и лично побеседовать с живыми свидетелями трагедии. Их оказалось немало. Жили они в Ендовище, Семилуках, Воронеже.
Люди встречали гостя по-разному. После войны прошло более двадцати лет, многое забылось. Но о летчике так или иначе помнили все.
16 сентября 1942 года, на следующий день после гибели семьи Прасковьи Щеголевой, фашистская комендатура выгнала на уборку картофеля в Семилуки группу ендовищенских женщин и ребят. Сопровождал их патруль. Вскоре люди приступили к работе. Лишь один человек, подросток Костя Оленев, ходил по огородам без дела.
— Давай!.. Коп… коп! — прикрикнул на него патрульный солдат.
Юноша пожал плечами и показал на лопаты, которыми работали женщины.
— Найн… инструмент… найн…
Патрульный что-то громко и быстро заговорил по-немецки. Костя понял, что лопату ему приказывают поискать в селе.
Отдав распоряжение подростку, немец сел на повозку и поехал в другой конец села. А Костя заглянул в крайнюю хату и через несколько минут выскочил оттуда с испуганным лицом.
— Там человек с наганом! — шепотом сообщил он находившимся поблизости Наталье Коршуновой и Марии Дубинкиной.