Незримые поединки

17 января 1943 года на улицах райцентра появились советские танки. Невозможно описать радость его жителей; все, кто мог, высыпали на улицу, обнимали своих солдат и офицеров, угощали чем могли…

Фашисты тем временем уносили ноги.

Заметались и предатели. «Капитан Михаил» бежал из Острогожска вместе с гитлеровцами. Но те скоро дали ему понять, что роль он свою сыграл и им больше не нужен.

…Заросший, грязный «капитан Михаил» явился в одну из наших воинских частей. Выдал себя за человека, пострадавшего от фашистов. Рассказал, что попал в плен, пытался бежать к своим, но фашисты поймали его, избили, заставили выполнять хозяйственные работы в обозе.

Михаилу поверили, зачислили в часть, выдали оружие. Потом он попал в другую часть… Словом, следы его на время затерялись.

По поручению райкома партии я проводил первое собрание жителей освобожденного села Хмелевого. Там мне сообщили, что начальник районной полиции Ушаков, которого мы разыскивали, находится в селе Большовске, у старосты. Я с небольшой группой помощников выехал туда немедленно.

В Большовске постучался в указанный дом, назвался начальником полиции из Репьевки. Нам открыли. В доме были староста, его жена и еще одна женщина (как позже выяснилось, жена Ушакова). Я сказал, что мы с Ушаковым договорились ехать вместе по одному важному делу. Где он?

Староста замялся.

— Да вроде в Зубовке, должен скоро вернуться.

Я оставил одного из помощников в доме старосты, а с остальными двинулись в Зубовку.

Вскоре мы услышали за спиной выстрелы — в Большовск вошли оккупанты. Советская Армия расчленила фашистский фронт на куски, и теперь разрозненные фашистские части метались в тылу наших войск, неожиданно появлялись то там, то здесь. Так было и в Уколовском районе.

В тот раз Ушакова задержать нам не удалось. Его нашли и привлекли к ответственности наши органы на территории Курской области. Не ушел от возмездия и староста из Большовска. Его арестовали в Краснодарском крае.

Мне же не давал покоя «капитан Михаил». Жители района с ненавистью произносили это имя, требовали найти карателя, предать его справедливому суду. Руки этого предателя и садиста были обагрены кровью ни в чем не повинных советских людей. Папка моя пополнилась новыми фактами злодеяний этого человека. Но кто он такой, этот «капитан Михаил»? Скорее всего, это была кличка, псевдоним. Никто пока что не назвал мне его подлинную фамилию, имя, отчество, другие данные. Теперь же «капитан Михаил» наверняка попытается замаскироваться еще надежнее, сменить и фамилию и, возможно, внешность, укрыться в таком месте, где его никто не знает… Да, задача передо мной стояла нелегкая.

Поиски решил начать с Острогожска. Местные чекисты рассказали мне, что в городе во время оккупации дислоцировались 212-я немецко-фашистская дивизия, гестапо, полевая жандармерия. Проштудировал трофейные документы, пытаясь понять структуру организации этих органов и их подразделений. Оказалось, что при штабе дивизии был отдел под условным названием 1-Ц. Возглавлял его капитан Зег. Сотрудники отдела занимались широким кругом вопросов. Например, в тесном контакте с абвером собирали и обрабатывали разведданные о Красной Армии, изучали противостоящие подразделения наших войск. Занимались радиоперехватом, подслушиванием телефонных разговоров, опросом военнопленных, переводом попавших в руки русских документов. В функции отдела входили также радиопропаганда, изготовление и распространение антисоветских листовок, борьба с партизанским движением. Для выявления партийного, советского, комсомольского актива и партизан при отделе 1-Ц были созданы зондеркоманды — особые команды; одну из таких команд возглавлял «капитан Михаил». Он подчинялся непосредственно Зегу. От него получал задания, докладывал о их выполнении, выдавал выявленных советских патриотов, часто сам и доставлял их. В команде было несколько таких же, как и «капитан Михаил», предателей. Жили они в городе, на частных квартирах.

Из бесед с горожанами я узнал, что «капитан Михаил» и его друг Николай часто наведывались в западную часть города, в так называемую Новую Сотню к одной разгульной бабенке по имени Матрена. Ее не оказалось на месте. Она была осуждена за спекуляцию и отбывала наказание где-то на Севере. Пришлось беседовать с ее матерью. Старуха возмущалась поведением дочери, плакала, говорила нескладно, перескакивала с одного на другое, и все-таки из бессвязных причитаний удалось узнать, что любовника ее дочери звали Николаем. По гражданской профессии он был сапожником и здесь иногда занимался своим ремеслом. Чинил обувь дружкам, любовнице даже сшил сапожки. У старухи оказалась любительская фотография, на которой Николай снялся с Мотей за столом во время одной из попоек.