Незримые тени

Она ловила каждое мгновение, пока Деметрий находился рядом с ней, одной рукой он управлял лошадью, а второй держал Марину за руку. Впервые муж позволил себе такое проявление чувств, и девушка опасалась, что это вскоре закончится. Сердце у нее так сильно колотилось, что порой становилось больно, и Марине казалось, что она задыхается от волнения.

Деметрий снова молчал, но его рука по-прежнему нежно сжимала руку Марины. Это прикосновение напоминало, что он рядом с ней. Тени деревьев нависали над ними, как грозные лесные стражи, в чаще неподалеку проносились ночные птицы, шурша крыльями, но Марина не боялась.

Белые стены маяка уже показались впереди в лунном свете. Девушка вздохнула с некоторым огорчением, когда они подошли к дверям дома. Сейчас Деметрий снова скажет, что ему в лабораторию. Иногда он сидит там до рассвета, спит несколько часов, а потом принимается за дела. Удивительно, как мало ему нужно для сна.

Но на пороге их спальни Деметрий внезапно остановился и как-то странно посмотрел на Марину. Затем протянул руку и поправил прядь волос, упавшую ей на лоб.

– Сегодня я не буду работать.

Какое-то время Марина пыталась осознать то, что он сказал. Она откашлялась.

– Будешь читать?

Он покачал головой.

– Я был не так внимателен к тебе, как ты того заслуживаешь, Марина.

Ее глаза расширились. Она покраснела.

– О, правда не стоит, – забормотала девушка. – Я же все понимаю. Ты нужен людям больше, чем мне.

Это была явная ложь. И он, и она это прекрасно понимали, поэтому Деметрий решительно остановил ее неловкую речь. Он наклонился и снова поцеловал ее, испытывая к самому себе некоторое презрение.

– Теперь все будет иначе.

Эта ночь повлияла на дальнейший ход событий и стала еще одной отправной точкой, изменившей судьбы многих людей. Тесно переплетаясь, любовь и ненависть способны вызвать из глубины человеческой души причудливую смесь порока и добродетели.

Деметрий гнал от себя прочь настойчивые мысли о Софии способом, который бы показался ему отвратительным и жалким, если бы не положение, в котором оказался не он один.

Марина всецело доверяла ему и, что еще хуже, любила. Он это знал наверняка. Пользоваться ее доверием было беспринципно и цинично, но ничего иного пока он предложить ей не мог. Он старался бережно относиться к ней, таким образом отвечая на ее любовь и верность.

Девушка же была на седьмом небе от счастья: целая ночь вместе! Она не замечала его изучающего взгляда, а прикосновения, которых так долго ждала, казались ей проявлениями чудесным образом вспыхнувшей любви. Потому без размышлений отдалась ему, искренне полагая, что он распознал в ней не только друга, но и женщину.

Марина цеплялась за него слабеющими руками, пьянея от восторга и радости, а в голове проносилась одна и та же мысль, которую она повторяла, как заведенная: «Он любит меня!».

Как только занялась заря, Деметрий уже был на ногах. Марина, предаваясь сладкому плену губительных иллюзий, лежала на боку, разглядывая мужа. Он уже оделся, когда она подала голос.

– Поцелуй меня еще.

Ее голос почти умолял. Хотя его порыв угас, он заставил себя подойти к ней и запечатлеть непродолжительный поцелуй на ее губах.

– Лучше поспи, – сказал он тоном, не терпящим возражений и натянул одеяло выше, прикрывая ее грудь и плечи. Потом, не глядя на ее немного разочарованное лицо, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

«Я просто чудовище», – внезапно подумалось ему.

Нужно работать. Это отвлечет от тягостных мыслей о двух женщинах. Одну он жадно любил, боясь этого чувства, а вторую хотел полюбить и отчаянно этому сопротивлялся.

В этом клубке противоречий можно было задохнуться.

Он с головой погрузился в работу: принимал больных, слушая их жалобы на недуги, готовил лекарства, гремел склянками, ставил опыты, переставляя трубочки, глядя, как жидкость перетекает из одной емкости в другую.

Марина несколько раз заглядывала к нему, но муж избегал разговора. Она оставила ему обед, к которому он так и не притронулся. Ему необходимо было заставить время двигаться так, как хотелось ему, хотя понимал абсурдность этого желания.

Несколько раз он поднимался на маяк, где дежурил отец, разложив журналы и приборы. Тот что-то говорил ему про оптику и лампы, покуривая большую трубку, но мысли ускользали от Деметрия.

– В другой раз, – говорил он уклончиво. – Меня ждут люди.

Бывало, пациенты жаловались не только на плохое самочувствие или какую-то определенную болезнь. Они находили в лице Деметрия хорошего слушателя и доверяли ему свои тайны. Сначала какую-то ее часть, а затем, увидев, как он серьезен и обстоятелен, выкладывали всю подноготную.

Молодой врач ни разу не позволил себе менторского тона или проявления холодности по отношению к человеку. Каждого выслушивал, терпеливо и внимательно, а затем вопросами наводил человека на такие мысли, которые позволяли ему разобраться в себе.