Трое сверили свои часы.
— Без двух двадцать три, — сказал Арбузов, обняв Белозерова, — пора на исходные.
Сергей потянулся к Терпину, крепко обнял:
— Успеха, Ваня!
— Вам тоже, — шепотом ответил тот.
И вместе с Арбузовым перемахнули через бруствер; легли, опершись в него ногами. Через несколько мгновений в эту относительную тишину, с фланга соседней дивизии врезалась очередь пулемета, прогремело несколько залпов, и заквакали разрывами мины за болотом на немецких позициях.
Две лежавшие фигуры за бруствером растворились в дыму. После того как немцы лениво ответили на этот краткий обстрел, видимо, приняв его за разведку огневых точек, передний край снова погрузился в чуткий сон оружейных стволов.
«Только бы не услыхать стрельбы из-за оврагов, только бы успел он подползти к ним поближе», — крутилось в голове Белозерова. Десять, двадцать, сорок минут ничего не слышно и нет Александра… И, как всегда, в такие минуты десятки тревожных, колючих мыслей, давящих мозг сомнений: а все ли мы продумали, все ли сделали? Не ошибкой ли было решение пустить «беглеца» без стрельбы вдогонку поверху? «Что же другие солдаты спали, — подумают немцы, — не заметили, как он кувыркнулся из окопа?» Или все-таки было верным не прибегать к стандартному действию? Мало ли что случается и с красноармейской бдительностью, тем более что у самих фрицев подобных случаев сколько угодно. В плен уходят редко, но зато берут их «языков» даже прямо с постов. И все-таки вдруг мы промахнулись? Но выстрелов у немцев, слава богу, не слышно. Может, удалось?
Облокотившись на край окопа, снова и снова наш политрук вглядывался в задымленный простор. И вот, наконец, куда как правее, ближе к Неве, ползет по земле размытое пятно. Человек! Сашка! Бросился туда. Бойцам, следившим также в направлении за предпольем, если можно так назвать полсотни метров земли, искореженной, но без мин:
— Ребята, не стрелять! Тихо! Свой идет!
Мы знаем радостные встречи с друзьями, родными, любимыми. Но не каждому довелось испытать встречу с близким по духу человеком, только что находившимся рядом с логовом верной смерти; там, где один неосторожный шаг, звук, движение — верный конец и тебе, и делу, которое осуществляешь.
Контрразведчик свалился прямо на руки Белозерова. Обняв за плечи, не вымолвил — выдохнул:
— Прошел! Удачно Ваня прошел.
— Ну и как? Сашка, давай подробно!
— После, после. Пошли к майору.
Мчались, не чуя под собой ног, своих и чужих, за которые цеплялись.
Новиков не спал. Лишь посмотрев на часы, покачал головой.
— Ну как? Живой наш Иоган-Иван, все удачно?
— Как по нотам, товарищ майор. Все рассказывать? — это Арбузов.
— Нет, половину либо четверть, — уже с досадой, но полушуткой ответил Новиков, — давайте все до последнего шага, точнее ползка. Все было вовремя? Я слышал, как ругнулись «самовары». Вы успели?
— Говорю, все было классно, Александр Васильевич. Ползли до ямы по глине мордой. Погодка мировая. По оврагам ни черта не видно между ракетами. Свалились в воронку. Залегли. Наш Ваня лежит, растирает руку — шарахнул локтем о какой-то камень. И тут слышим — немцы… их разговор. Сначала подумали, не идут ли разведкой навстречу, вроде шибко близко… Вот не хватало! Потом поняли — ветер к нам, а лежим уже рядом с их окопами или дозором. Как очередная ракета погасла, Ваня выполз и… вперед под следующую. Слышу: «Хальт! Хенде хох!» и звук железа. Ну, думаю, все. Сейчас врежут. Но слышу, Ваня скороговоркой шпарит по-немецки. Какой-то шум. Видно, потащили. Потом все стихло. Все как по нотам — умом и потом.
— Ишь ты, расхвастался! — оборвал Новиков.
— Да нет, это я так, для рифмы, — смутился Арбузов.
— Ну, вот что «для рифмы», ложитесь спать. Молодцы!
— Спасибо. Сейчас, Александр Васильевич, — и вполголоса, — Александр Васильевич, не найдется глоточек спирту? Что-то трясет.
Арбузов молча выпил из кружки спирт, закусил размоченным в воде сухарем, завалился, не расстегнув даже ремня, на дощатые нары и тут же заснул. Нервишки взяли свое.
Майор прикрыл его какой-то тряпкой, бывшей, должно быть, когда-то одеялом, и, посидев минуты три, уставясь на танцующий огонь фонаря, постукивая пальцами по столу, обратился к до сих пор молчавшему Белозерову:
— Так что же, будем докладывать, что все в порядке? Или подождем?
— А что еще ждать, товарищ майор. Ведь действительно, вроде все в порядке.
— Вот именно «вроде». А если «Матроса» сейчас пытают, а поутру вздернут на елку?
У Новикова болезненно сжались губы и прищурились всегда распахнутые светлые глаза.
— Нет, не может этого быть, Александр Васильевич. Парень железный и по легенде придраться не к чему. А потом, здесь было сделано все, что вы, мы и он должны были сделать.
— Он действительно немец, как сказал мне Арбузов? — спросил майор. — Как же он с августа остался в армии, в морпехоте? Или вы его перевербовали?