Незваная гостья

С лужайки доносится взрыв аплодисментов, и я вздрагиваю: это Хамф изобразил на траве позу йоги. В дополнение к льняному костюму он надел кожаные шлепки и сейчас, с задранными к лицу ногами, выглядит не сказать чтобы комфортно.

Так, нужно понять, что там происходит. И прежде чем я успеваю осознать, что творю, я распахиваю двери на балкончик, окрыленная новым планом. Я буду стоять здесь, пока меня не заметят, а потом так небрежно скажу: «Всем привет!» – и посмотрю, как у них челюсти отвиснут.

Голос Хамфа, возникая откуда-то между ног, растекается в летнем воздухе.

– Как видите, мои внутренние органы координируются, – пыхтя, сообщает он. – Я чувствую поток о-ру, ощущаю ее. Она движется по моему телу, исцеляет недуги, которые встречает на своем пути.

– Он сказал: «Я чувствую, потоком сру»? – с озадаченным видом спрашивает папа у Джо, и тот давится напитком.

– О-ру, – говорит он, явно стараясь не рассмеяться. – Он сказал о-ру. Судя по всему, это концепция Спинкена.

– Потрясающе! – говорит Лейси, аплодируя. – Хамф, вам нужно заняться акробатикой. У вас природные данные.

– Лейс, продемонстрируй, как ты садишься на шпагат, – кричит Криста, когда Хамф раскручивается обратно. – Видели бы вы ее шпагат!

Но Лейси морщит носик.

– Не в этом платье, дорогая.

Пока меня никто не заметил, поэтому я делаю шаг вперед и облокачиваюсь на старенькую деревянную балюстраду. Мое платье развевается на ветру, я вслушиваюсь в разговор. Теперь-то они должны меня увидеть, верно? Может, стоит подать голос, размышляю я, и тут мое внимание привлекает пронзительный возглас Бин.

– Что? – обращается она к Кристе. – Что ты только что сказала?

У нее опрокинутое лицо, и у меня внутри все переворачивается. Что стряслось?

– Бин? – говорит папа, но сестра не реагирует на него.

– Они продали мою мебель, – с рыданием в голосе сообщает она Гасу. – Продали, не сказав мне ни слова. Мою мебель с Кроликом Питером. Она отойдет покупателям вместе с домом.

Я в полном шоке. Что они сделали? Что?

– Как ты мог! – говорит Гас папе, который, похоже, плохо понимает, что к чему. – Ты продал мебель Бин?

Папа сглатывает, он явно не в своей тарелке, а затем говорит:

– Криста?

– Покупатели пожелали приобрести кое-что понравившееся из обстановки, – оправдывается Криста. – С агентами все было согласовано. Ты не говорил о том, что мебель не продается.

– Какого черта этим занималась Криста? – взрывается Бин.

– Я просто помогала вашему отцу, – огрызается Криста. – В последнее время у него было дел по горло. Вам бы, дети, об этом помнить, вместо того чтобы приставать к нему из-за всякой облезлой рухляди.

– Мими бы знала. – Бин смотрит на папу страдальческим, негодующим взглядом. – Мими никогда бы этого не допустила. Я хотела забрать мебель к себе и поставить в свободную комнату. Я хотела ее для… – Она замолкает и, покраснев, отворачивается.

Для своего малыша, вдруг с горечью понимаю я. Возможно, изначально она хотела эту мебель для себя. А теперь хочет ее для малыша. Я с тревогой смотрю на сестру, и мне кажется, что ее терпение достигло предела.

– А знаешь что? – говорит она, неожиданно отодвигая стул. – Эффи была права. Она все это время была права, а я ее не слушала. Семьи больше нет. Мы уничтожены.

– Ну-ну, Бин, – встревоженно говорит папа. – Мы с этим разберемся, обещаю.

Но Бин, кажется, даже не слышит его.

– Я делала все, – дрожащим голосом говорит она. – Старалась поддерживать связь, старалась прощать, читала книги, слушала подкасты. Я пришла на эту гребаную вечеринку, сделала гребаную прическу, от которой болит голова, и хватит с меня. С меня хватит. – Резким движением она срывает шляпу и начинает выдергивать из волос шпильки, продолжая свой отрывистый монолог. – Эффи была права. Семья уничтожена. Вдребезги. Прицельным попаданием бомбы, и нас уже не собрать. Никогда. Мы – как разбитая тарелка. Как вот эта разбитая тарелка. – Она хватает ближайшую – белую, филигранную.

Я настолько поражена взрывом ее негодования, что вцепляюсь в балюстраду. Этого не может быть. Бин – оптимистка. Бин всегда за примирение. Если Бин сдастся…

– Тарелка не разбита, – говорит Криста, глядя на Бин, как на ненормальную.

– Да что ты? – пронзительно вскрикивает Бин. – Сейчас мы это исправим. – И под изумленными взглядами всех присутствующих она швыряет тарелку о каменные плиты террасы, и та, само собой, разбивается. – Упс, – говорит она Кристе. – Надеюсь, ты не планировала толкнуть и ее до кучи. Если так, спиши на естественную убыль. Упс. – Она хватает другую тарелку и шмякает о каменные плиты и ее. – Еще естественная убыль. Досадно, да, Криста, когда уничтожают то, что тебе дорого?

Бин хватает третью тарелку, и тут Криста встает, ее ноздри раздуваются.

– Только посмей разбить эту тарелку, – зловеще говорит она, ее грудь в вырезе шелкового платья то поднимается, то опускается. – Только посмей.

– А что мне помешает? – Бин издает странный смешок. – Ты уже столько всего уничтожила! Перекрасила кухню Мими, развалила наш дом, облила коктейлем Эффи… а сейчас переживаешь из-за тарелок?