– Это не мое дело, но ты знаешь, что Джереми учился в Сент-Эндрюсе в одно время с Мэттью?
Я смутно помнил, что Мэттью был знаком с братом Арчи, Джереми, в университете, но они не были друзьями, так что это редко приходилось к слову.
– Так вот, Мэттью… эм, по словам Джереми, в последний год обучения на магистра занимался сексом.
Я пожал плечами:
– Ну и что?
– С соседкой по квартире. Ее звали Меган.
Внутри меня начало распускаться дурное предчувствие. В университете Мэттью спал с женщиной. Сам по себе этот факт не должен был меня беспокоить. Конечно, для геев нормально в прошлом иметь отношения с противоположным полом, равным образом не редкость для гетеросексуальных парней экспериментировать с другими. Я бы ни капли не возражал, если бы знал об этом раньше. Но это из разряда тех вещей, о которых обычно Мэттью мне рассказывал. Мы болтали про прошлые отношения, прошлые неудачные свидания, прошлые провалы и успехи. Он ни разу не упоминал, что спал с девушкой, когда учился в Сент-Эндрюсе. Когда ему было двадцать два. Довольно взрослый – не экспериментальная интрижка подростка. Он был мужчиной. Взрослым. И узнать это сейчас от Арчи, а не от самого Мэттью было – тут нет других слов – больно. Скрытность, граничащая с ложью умолчанием… ранила меня.
– Я знал, мне не следовало ничего говорить, – сказал Арчи со страдальческим выражением лица, затем откинулся назад, чтобы официант подал наш заказ.
Я больше не был голодным. Я просто хотел уйти.
– Все… все хорошо, – сказал я, пытаясь притвориться, что не слышу, как сердце грохочет в ушах. – Я… ну, полагаю, каждый из нас в прошлом творил дичь.
Он засмеялся и кивнул:
– И не говори. Но честно, приятель, я не подразумевал, что Мэттью, не знаю, имеет связь с этой вашей женщиной из книжного клуба, только потому, что спал с девушкой больше десяти лет назад. Как я сказал, глупо было касаться этой темы.
В оставшееся время Арчи делал все возможное, чтобы сменить тему, рассказывал мне, что они с Делией планируют провести рождественские праздники на Аляске, но это не исправило моего настроения. Ничего не помогало. Я постоянно думал о муже.
__________
Вернувшись домой, я пытался изобразить восторги по поводу блюд, которые готовили Мэттью с Титусом. Вид пекущего кекс Титуса – одно из частых его занятий в выходные – обрадовал меня. По крайней мере он больше не был в ворчливом монотонном образе сердитого подростка. Мэттью тоже был в своей стихии, переключаясь с разбора овощей на наведение порядка в столовой (бессмысленное занятие – благодаря Джейн, она всегда была безукоризненной).
Я создавал видимость бурной деятельности, сложив их бумажные пакеты в переработку и потратив непропорционально много времени на выбор музыки для фона. Я подсознательно выбрал на «Спотифай» Макса Рихтера, но Мэттью громко возразил с кухни («К концу первой перемены нам всем потребуются антидепрессанты!»). В итоге я остановился на лучших произведениях Лан Лана; некоторые треки были не намного веселее, но по крайней мере различались тональностью.
Рейчел прибыла вовремя, ровно в семь. Я сидел в гостиной, листая наши планы в «Скай», фантазируя обо всем, что мы могли бы смотреть вместо этого странного маленького ужина, но скрепя сердце выключил телевизор и вышел поприветствовать ее.
– Добрый вечер, Рейчел, – сказал я. – Надеюсь, у тебя все хорошо.
Я увидел, как у Мэттью дернулся глаз, наверное, из-за моей неуклюжей, слишком формальной вежливости – в противоположность обычной непринужденной, «король светской болтовни» атмосферы, которую я любил создавать.
– Проходи в гостиную, – сказал Мэттью. – Титус переодевается, он скоро спустится.
– Ой, он же не наряжается для ужина, да? – спросила Рейчел, бросая смущенный взгляд на свое идеально прелестное светло-голубое повседневное платье.
В глубине души я счел забавным, что она допускала возможность, будто мы по вечерам надеваем смокинги, как персонажи «Аббатства Даунтон».
Мэттью быстро успокоил ее:
– Нет-нет, мы пекли кекс, и он испачкал джинсы в муке. Пройдем в гостиную? Я налью тебе что-нибудь.
Вечер продолжался на удивление гладко, и скоро я расслабился в ее присутствии. Я даже начал получать удовольствие и, вопреки своим первоначальным опасениям, понимать, почему она нравилась Мэттью и Титусу. Рейчел словно обладала силой, внутренним стержнем, который помогал ей сохранять достоинство при общении с другими людьми. Я видел это на встрече книжного клуба, но не смог сформулировать для себя. Это не были бестактность или дерзость, совсем наоборот. Проще говоря, уверенность в том, что она делает, которая позволяла не поддаваться влиянию людей, обстановки и, будем честны, непривычной для нее социальной группы. Только мы собрались садиться за стол в столовой, как раздался звонок в дверь, за которым последовал лязг ключа в замке. Это мог быть только один человек: моя мама, которая всегда звонила, прежде чем войти. Она объясняла это «вежливостью, когда входишь к кому-то домой».
– Это я, – услышал я ее крик из коридора и встал, чтобы встретить ее.
– Мама, извини, мы договаривались?..