Несколько мгновений она не отвечала, и я подумала, что она уснула. Но затем она глубоко вдохнула и сказала:
– Теперь уже не так. Раньше были. Мы некоторое время жили в одном доме. Он с женой наверху, я несколькими этажами ниже. Это было… было хорошо.
Я кивнула, не понимая, к чему все идет. Чувствовала, что мы ступили на опасную почву.
– Где вы жили?
– На Карлвуд-стрит, – сказала она, – в Пимлико.
Я чуть выпрямилась, обрадовавшись теме, к которой мне по крайней мере было что добавить.
– О, я живу в Пимлико. Или лучше сказать жила, пока не переехала к Мерил на Итон-сквер.
– И как тебе?
Я не очень поняла, что она имела в виду.
– Как мне что?
– Район. Итон-сквер.
Она так произнесла название района, словно это какая-то болезнь.
– Эм… ну… он очень шикарный.
– Это мираж. Фарс. Кучи денег в бетонной форме, вот и все. Ряды домов, полных людей, которые понятия не имеют об ужасах этого мира. Людей, которые не знают, каково стоять снаружи, заглядывая внутрь. Когда-то я тоже была такой. Теперь многие дома пустуют, а владельцы используют их, чтобы сделать чуточку приличнее свои сомнительно приобретенные наличные.
Меня взбудоражили ее слова. Она сформулировала чувства и подозрения, которые появились у меня давно, но я не могла их выразить. Я попыталась придумать что-то умное в дополнение к ее комментариям, но не успела, так как она приподнялась на локтях и сказала:
– Не попадись. Делай, что нужно, и уходи. Вот о чем я говорю. Иди и делай что-то реальное. Будь среди настоящих людей, не трать свою жизнь на эту надменную горстку. Снаружи они все могут выглядеть симпатичными и дружелюбными, но, поверь мне, все это ложь. Послушайся моего совета и беги прочь – и не бойся спалить всю улицу во время побега.
Она была пьяна и устала и, вероятно, не осознавала, что говорит. Но внутри меня занималось пламя. Как будто кто-то поджег спичку и поднес ее к растопке из гнева, обиды и горячей кровавой ярости, которые я так долго испытывала. Я встала и сказала как можно спокойнее:
– Я пойду. Спасибо за доброту и что показали мне все. И… простите, но я не уловила ваше имя?
Пока я говорила, женщина снова легла и закрыла глаза.
– Пожалуйста, – глухим голосом произнесла она, явно засыпая под действием алкоголя. – А мое имя… меня зовут Афродита. Мама любила греков, видишь ли, но мои друзья… они зовут меня…
Но я так и не узнала, как зовут ее друзья. Ее слова начали сливаться, и она заснула, не закончив предложение. Я пару секунд смотрела на нее, а потом ушла. Мне нужно было в другое место.
Глава 31
Чарли
Мама стоит в дверном проеме со старой картонной коробкой в руках и продолжает в изумлении смотреть на меня. Мне надо придумать, что сказать, так что я останавливаюсь на совершенно очевидном.
– Я жгу цветы.
– Это я вижу, но почему?
Я не выдерживаю. Слезы, которые я кое-как сумел сдержать в присутствии Титуса, теперь льются из глаз, заставляя меня задохнуться и всхлипнуть. Сначала мама их не замечает и продолжает говорить со мной:
– Я хочу показать тебе кое-что…
Затем она видит и, поставив коробку на стол, обнимает меня, как будто мне все еще восемь лет.
– Дорогой, что случилось? – спрашивает она, потом, вероятно осознав, что это глупый вопрос, говорит: – Почему цветы заставили тебя плакать?
Между вздохами и всхлипами, я машу рукой на стол и шепчу:
– Открытка.
Мама отпускает меня и тянется за открыткой.
– Ах, – наконец говорит она, – Понимаю.
Я тру глаза, потом озадаченно смотрю на нее.
– Понимаешь?
Она кивает, потом кладет открытку.
– Понимаю. Это от нее.
Несколько слезинок скатываются по моим щекам, когда меня снова бьет имя. Упор, который мама сделала на слове «нее», говорит мне все, что нужно знать.
– О, дорогой, – говорит мама, положив руку на меня. – Иди в библиотеку, я принесу тебе чай.
Я слушаюсь и сажусь на диванчик перед камином. Я не двигаюсь. Я ничего не делаю. Я просто неподвижно сижу, последние слезы холодят лицо. Мама приносит чай, ставит его и садится в кресло сбоку.
– Ты не выглядишь удивленной, – тихо говорю я, не смотря на нее.
– Да, – вздыхает она.
– Ты знала?
Теперь я смотрю на нее, не в силах сдержать обвинения в голосе.
– Я узнала несколько дней назад. В день перед… перед смертью Мэттью. Я думала, ты не знал. – она двигает чашку ко мне. – Выпей. Это поможет.
Я пью чай, но он слишком горячий, так что я ставлю его обратно и смотрю на свои дрожащие руки у себя на коленях.
– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает мама тихим и понимающим голосом.
– Думаю… думаю, я уже слишком наговорился за сегодня, – вру я, откидываясь на спинку дивана и медленно вдыхая через нос, затем выдыхая через рот. Потом меня осеняет.
– Что было в той коробке, которую ты принесла?
Мама выпрямляется.
– Ох, батюшки, да, подожди.
Она ставит чашку, встает и выходит из библиотеки. Через несколько секунд возвращается с серой картонной коробкой, садится в свое кресло и снимает крышку. Со своего места на диване я не вижу содержимого коробки, а мама не сразу показывает.